От издателя
Не являюсь знатоком Ницше, поэтому долго сомневался, не слишком ли легкомысленны ТЧК для репринта величайшего философа XIX в., которого цитировали классики марксизма-ленинизма и клеймили мы на семинарах по диалектическому материализму во время учебы. Но после краткого письма Карена Араевича Свасьяна, переводчика этой работы, Почту за честь, сомнения иссякли. Больше того, не знаю, знал ли основатель и бессменный руководитель Журнала Дрессировщиков Червей профессор психологии Мичиганского Университета Джеймс Вернон Макконнелл (Worm Runner's Digest, James Vernon McConnell, ♂1925 †1990) об этой работе Ницше, создавая свое детище, но у него, по-моему, одинаковый с Ницше подход к Науке.
Веселая наука – это означает сатурналии духа, который терпеливо противостоял ужасно долгому гнету – терпеливо, строго, хладнокровно, не сгибаясь, но и не питая иллюзий, – и который теперь сразу прохватывается надеждой, надеждой на здоровье, опьянением выздоровления. Что же удивительного, если при этом обнаруживается много неблагоразумного и дурачливого, много шаловливых нежностей, растраченных и на такие проблемы, которые имеют колючую шкуру и которым нипочем любые соблазны и приманки. Вся эта книга и есть не что иное, как веселость после долгого воздержания и бессилия, ликование возвращающейся силы, пробудившейся веры в завтра и послезавтра, внезапного чувства и предчувствия будущего, близких авантюр, наново открытых морей, вновь дозволенных, вновь поволенных целей (Ницше).
Если нам удастся воспитать у молодого поколения способность смеяться над самим собой, можно надеяться снова превратить науку в Науку - уже в который раз цитирую Джеймса Макконнелла.
Для пущей важности репринт снабжен нами ссылками на wikipedia.
Удивительно, что Константин Глинка, основоположник теории юмора, также публикующийся в ТЧК, прошел мимо, не обратив внимания на изыскания Фридриха Ницше в области La Gaya Scienza... Надеюсь, у него это тоже все спереди! И мы ждем развития теории юмора на наших страничках...
I том ТЧК вышел 1 сентября 1986, в День Знаний, и уже тогда, в offline, следовал по этой стезе, ведущей из науки в Науку. Желаем процветания той науке, которую вы придумаете! Пишите и будете напечатаны!
Ф. Ницше. ВЕСЕЛАЯ НАУКА.
Предисловие ко второму изданию. Шутка, хитрость и месть. Прелюдия в немецких рифмах
Пятая книга
Приложение. Песни принца Фогельфрая
Приглашение к обсуждению прочитанного
Предисловие ко второму изданию
Мой собственный дом - мое пристрастье,
Никому и ни в чем я не подражал, И - мне все еще смешон каждый Мастер, Кто сам себя не осмеял Над моей входной дверью. |
1.
Этой книге, быть может, недостаточно только одного предисловия, и все-таки остается под большим вопросом, могут ли помочь предисловия тому, кто сам не пережил чего-либо подобного, приблизиться к переживаниям этой книги. Она словно написана на языке весеннего ветра: в ней есть заносчивость, беспокойство, противоречивость, мартовская погода, нечто постоянно напоминающее как о близости зимы, так и о победе над зимой, победе, которая будет одержана, должна быть одержана, уже, быть может, одержана… Благодарность непрестанно бьет из нее ключом, словно случилось как раз самое неожиданное, благодарность выздоравливающего, – ибо выздоровлением и было самое неожиданное. Веселая наука – это означает сатурналии духа, который терпеливо противостоял ужасно долгому гнету – терпеливо, строго, хладнокровно, не сгибаясь, но и не питая иллюзий, – и который теперь сразу прохватывается надеждой, надеждой на здоровье, опьянением выздоровления. Что же удивительного, если при этом обнаруживается много неблагоразумного и дурачливого, много шаловливых нежностей, растраченных и на такие проблемы, которые имеют колючую шкуру и которым нипочем любые соблазны и приманки. Вся эта книга и есть не что иное, как веселость после долгого воздержания и бессилия, ликование возвращающейся силы, пробудившейся веры в завтра и послезавтра, внезапного чувства и предчувствия будущего, близких авантюр, наново открытых морей, вновь дозволенных, вновь поволенных целей. А чего только не оставил я позади себя! Это подобие пустыни, истощение, неверие, оледенение в самом разгаре юности, эта преждевременно вставная старость, эта тирания страдания, которую все еще превосходила тирания гордости, отклонившей выводы страдания, – а выводы и были самим утешением. – это радикальное одиночество, как необходимая оборона от ставшего болезненно ясновидческим презрения к человеку, это принципиальное самоограничение во всем, что есть горького, терпкого, причиняющего боль в познании, как то предписывало отвращение, постепенно выросшее из неосмотрительной духовной диеты и изнеженности – ее называют романтикой, – о, кто бы смог сопережить это со мною! А если бы кто и смог, он наверняка приписал бы мне нечто большее, чем эту толику дурачества, распущенности, веселой науки, - к примеру, горсть песен, которые приложены на этот раз к книге, – песен, в которых поэт непростительным образом потешается над всеми поэтами. – Ах, отнюдь не на одних поэтов с их прекрасными лирическими чувствами должен излить свою злость этот вновь воскресший: кто знает, какой жертвы ищет он себе, какое чудовище пародийного сырья привлечет его в скором времени? Incipit tragoedia – так называется оно в заключение этой озабоченно-беззаботной книги: держите ухо востро! Что-то из ряда вон скверное и злое предвещается здесь: Incipit parodia, в этом нет никакого сомнения…
2.
Но оставим господина Ницше: что нам до того, что господин Ницше снова стал здоровым?.. В распоряжении психолога есть мало столь привлекательных вопросов, как вопрос об отношении между здоровьем и философией, а в случае, если он и сам болеет, он вносит в собственную болезнь всю свою научную любознательность. Ибо предполагается, что тот, кто есть личность, имеет по необходимости и философию своей личности: но здесь есть одно существенное различие. У одного философствуют его недостатки, у другого – его богатства и силы. Первый нуждается в своей философии, как нуждаются в поддержке, успокоении, лекарстве, избавлении, превозношении, самоотчуждении; у последнего она лишь красивая роскошь, в лучшем случае – сладострастие торжествующей благодарности, которая в конце концов должна космическими прописными буквами вписываться в небо понятий. Но в других, более обыкновенных случаях, когда философия стимулируется бедственным положением, как это имеет место у всех больных мыслителей – а больные мыслители, пожалуй, преобладают в истории философии, – что же выйдет из самой мысли, подпадающей гнету болезни? Вот вопрос, касающийся психолога, и здесь возможен эксперимент. Не иначе, как это делает путешественник, предписывающий себе проснуться к назначенному часу и затем спокойно предающийся сну, так и мы, философы, в случае, если мы заболеваем, предаемся на время телом и душою болезни – мы как бы закрываем глаза на самих себя. И подобно тому, как путешественник знает, что в нем не спит нечто, отсчитывая часы и вовремя пробуждая его, так и мы знаем, что решительный момент застанет нас бодрствующими, – что тогда воспрянет это самое нечто и поймает дух с поличным, т. е. уличит его в слабости, или в измене, или в покорности, или в помрачении и как бы там еще не назывались все болезненные состояния духа, которые в здоровые дни сдерживаются гордостью духа (ибо как гласит старая поговорка: Три гордых зверя делят трон – гордый дух, павлин и конь). После такого самодознания и самоискушения учишься смотреть более зорким взором на все, о чем до сих пор вообще философствовали; разгадываешь лучше, чем прежде, непроизвольные околицы, плутания, пригретые солнцем привалы мысли, вокруг которых вращаются и которыми совращаются страждущие мыслители именно в качестве страждущих; теперь уже знаешь, куда больное тело и его нужда бессознательно теснит, вгоняет, завлекает дух – к солнцу, покою, кротости, терпению, лекарству, усладе любого рода. Каждая философия, ставящая мир выше войны, каждая этика с отрицательным содержанием понятия счастья, каждая метафизика и физика, признающие некий финал, некое конечное состояние, каждое преобладающее эстетическое или религиозное взыскание постороннего, потустороннего, внележащего, вышестоящего – все это позволяет спросить, не болезнь ли была тем, что инспирировало философа. Бессознательное облегчение физиологических потребностей в мантию объективного, идеального, чисто духовного ужасает своими далеко идущими тенденциями, – и довольно часто я спрашивал себя, не была ли до сих пор философия, по большому счету, лишь толкованием тела и превратным пониманием тела. За высочайшими суждениями ценности, которыми доныне была ведома история мысли, таятся недоразумения телесного сложения, как со стороны отдельных лиц, так и со стороны сословий и целых рас. Позволительно рассматривать все эти отважные сумасбродства метафизики, в особенности ее ответы на вопрос о ценности бытия, как симптомы определенных телесных состояний, и ежели подобные мироутверждения или мироотрицания, в научном смысле, все до одного не содержат и крупицы смысла, то они все же дают историку и психологу тем более ценные указания в качестве симптомов, как уже сказано, тела, его удачливости и неудачливости, его избытка, мощности, самообладания в объеме истории или, напротив, его заторможенности, усталости, истощенности, предчувствия конца, его воли к концу. Я все еще жду, что когда-нибудь появится философский врач в исключительном смысле слова – способный проследить проблему общего здоровья народа, эпохи, расы, человечества, – врач, обладающий мужеством обострить до крайности мое подозрение и рискнуть на следующее положение: во всяком философствовании дело шло доныне вовсе не об истине, а о чем-то другом, скажем о здоровье, будущности, росте, силе, жизни.
3.
Вы догадываетесь, что я не без благодарности хочу распрощаться с временем тяжкой хвори, выгоды которой еще и по сей день не оскудели для меня: равным образом догадываетесь вы и о том, что мне достаточно хорошо известные преимущества, которыми я при моем шатком здоровье наделен в сравнении со всякими мужланами духа. Философ, прошедший и все еще проходящий сквозь множество здоровий, прошел сквозь столько же философий: он и не может поступать иначе, как всякий раз перелагая свое состояние в духовнейшую форму и даль, – это искусство трансфигурации и есть собственно философия. Мы, философы, не вольны проводить черту между душой и телом, как это делает народ, еще менее вольны мы проводить черту между душой и духом. Мы не какие-нибудь мыслящие лягушки, не объективирующие и регистрирующие аппараты с холодно установленными потрохами, – мы должны непрестанно рожать наши мысли из нашей боли и по-матерински придавать им все, что в нас есть: кровь, сердце, огонь, веселость, страсть, муку, совесть, судьбу, рок. Жить – значит для нас постоянно превращать все, что нас составляет, в свет и пламя, а также все, с чем мы соприкасаемся, – мы и не можем иначе. Что же касается болезни, разве мы в силах удержаться от вопроса, можем ли мы вообще обойтись без нее? Только великое страдание есть последний освободитель духа, как наставник в великом подозрении, которое из всякого U делает Х, подлинное, действительное Х', т. е. предпоследнюю букву перед последней… Только великое страдание, то долгое, медленное страдание, которое делает свое дело, никуда не торопясь, в котором нас сжигают как бы на сырых дровах, вынуждает нас, философов, прогрузиться в нашу последнюю глубину и отбросить всякое доверие, все добродушное, заволакивающее, кроткое, среднее, во что мы, быть может, до этого вложили нашу человечность. Я сомневаюсь, чтобы такое страдание улучшило, но я знаю, что оно углубляет нас. Все равно, учимся ли мы противопоставлять ему нашу гордость, нашу насмешку, силу нашей воли, уподобляясь индейцу, который, как бы жестоко его ни истязали, вознаграждает себя по отношению к своему истязателю злобой своего языка; все равно, отступаем ли мы перед страданием в этом восточное Ничто – его называют Нирваной, – в немую, оцепенелую, глухую покорность, самозабвение, самоугасание, – из таких долгих опасных упражнений в господстве над собою выходишь другим человеком, с большим количеством вопросительных знаков, прежде всего с волей спрашивать впредь больше, глубже, строже, тверже, злее, тише, чем спрашивали до сих пор. Доверие к жизни исчезло; сама жизнь стала проблемой. – Пусть не думают, впрочем, что непременно становишься от этого сычом! Даже любовь к жизни еще возможна – только любишь иначе. Это любовь к женщине, которая вызывает в нас сомнения… Но прелесть всего проблематичного, ликование иксом у таких более духовных, более одухотворенных людей столь велика, что это ликование, словно светлый жар, временами захлестывает поверх всяческой потребности в проблематичном, поверх всяческой опасности ненадежного, даже поверх ревности любящего. Нам ведомо новое счастье…
4.
Наконец, чтобы не умолчать о самом существенном: из таких пропастей, из такой тяжкой хвори, также из хвори тяжкого подозрения, возвращаешься новорожденным, со сброшенной кожей, более чувствительным к щекотке, более злобным, с более истонченным вкусом к радости, с более нежным языком для всех хороших вещей, с более веселыми чувствами, со второй, более опасной невинностью в радости, одновременно более ребячливым и во сто крат более рафинированным, чем был когда-нибудь до этого. О, как противно теперь тебе наслаждение, грубое, тупое, смуглое наслаждение, как его обычно понимают сами наслаждающиеся, наши образованные, наши богатые и правящие! С какой злобой внемлем мы теперь той оглушительной ярмарочной шумихе, в которой образованный человек и обитатель большого города нынче позволяет насиловать себя искусством, книгой и музыкой во имя духовных наслаждений, с помощью духовных напитков! Как режет нам теперь слух театральный крик страсти, как чужд стал нашему вкусу весь романтический разгул и неразбериха чувств, которую любит образованная чернь, вместе с ее стремлениями к возвышенному, при поднятому, взбалмошному! Нет, если мы, выздоравливающие, еще нуждаемся в искусстве, то это другое искусство – насмешливое, легкое, летучее, божественно безнаказанное, божественно искусное искусство, которое, подобно светлому пламени, возносится в безоблачное небо! Прежде всего: искусство для художников, только для художников! Мы после этого лучше понимаем, что для этого прежде всего нужно: веселость, всякая веселость, друзья мои! Даже в качестве художника – я хотел бы это доказать. Мы теперь знаем кое-что слишком хорошо, мы, знающие; о, как мы теперь учимся хорошо забывать, хорошо не слишком - знать, как художники! И что касается нашего будущего, нас вряд ли найдут снова на стезях тех египетских юношей, которые ночами проникают в храмы, обнимают статуи и во что бы то ни стало хотят разоблачить, раскрыть, выставить напоказ все, что не без изрядных на то оснований держится сокрытым. Нет, этот дурной вкус, эта воля к истине, к истине любой ценой. Это юношеское окаянство в любви к истине – опротивели нам вконец: мы слишком опытны, слишком серьезны, слишком веселы, слишком прожжены, слишком глубоки для этого… Мы больше не верим тому, что истина остается истиной, если снимают с нее покрывало; мы достаточно жили, чтобы верить этому. Теперь для нас это дело приличия – не все видеть обнаженным, не при всем присутствовать, не все хотеть понимать и знать. Правда ли, что боженька находится везде? – спросила маленькая девочка свою мать. – Но я нахожу это неприличным – намек философам! Следовало бы больше уважать стыд, с которым природа спряталась за загадками и пестрыми неизвестностями. Быть может, истина – женщина, имеющая основания не позволять подсматривать своих оснований? Быть может, ее имя, говоря по-гречески, Баубо?.. О, эти греки! Они умели-таки жить; для этого нужно храбро оставаться у поверхности, у складки, у кожи, поклоняться иллюзии, верить в формы, звуки, слова, в весь Олимп иллюзии! Эти греки были поверхностными – из глубины! И не возвращаемся ли мы именно к этому, мы, сорвиголовы духа, взобравшиеся на самую высокую и самую опасную вершину современной мысли и осмотревшие себя оттуда, посмотревшие оттуда вниз? Не являемся ли мы именно в этом – греками? Поклонниками форм, звуков, слов? Именно поэтому – художниками?
Рута у Генуи,
осенью 1886 года
ШУТКА, ХИТРОСТЬ И МЕСТЬ
Прелюдия в немецких рифмах
1. Приглашение
Не угодно ли, гурманы,
Яств моих отведать пряный
Вкус, усладу и изыск!
Вам еще? Тогда закатим
Старых семь моих вкуснятин
В семикратно новый риск.
2. Мое счастье
Когда искать не стало сил,
Я за находки взялся.
Когда мне ветер путь закрыл,
Я всем ветрам отдался.
3. Неустрашимый
Рой поглубже, где стоишь!
Там первопричина!
Пусть кричат невежи лишь:
Глубже – чертовщина!
4. Диалог
А: Был я болен? Исцелился?
Мой рассудок помутился!
Что за врач меня лечил?
Б: Верю я – ты исцелился:
Тот здоров, кто все забыл.
5. Добродетельным
И добродетели наши должны иметь легкие ноги,
Словно Гомера стихи, приходить и тотчас
уходить!
6. Светский ум
Не стой среди равнины
И не тянись в эфир!
Как раз посередине
Прекрасен этот мир.
7. Vademecum – Vadetecum
Тебя пленяет говор мой,
Ты по пятам идешь за мной?
Иди-ка лучше за собой: –
И будешь – тише! тише! – мой!
8.
При третьей смене кожи
Уже пуды переварив
Земли и кожу скинув,
Змея во мне – один порыв
К земле прильнуть и сгинуть.
Уже ползу я под травой
Голодным гибким следом,
Чтоб есть змеиный хлеб земной,
Тебя, земля, поедом!
9. Мои розы
Да! Я счастья расточитель,
Счастья благостный даритель!
Эти розы – ваши… рвите!
Только прежде вам придется
На колючки напороться,
Больно-больно уколоться!
Ибо счастье – любит слезы!
Ибо счастье – любит козни! –
Ну, так рвите эти розы!
10. Высокомер
Вечно валит все и бьет
И слывет высокомером.
Кто из чаши полной пьет,
Тот всегда и льет, и бьет, –
Но вину, как прежде, верен.
11. Пословица говорит
Грубо-нежно, пошло-редко,
Грязно-чисто, тупо-метко,
Глупый с умным – та же клетка.
Всем этим быть хочу и я:
Змея, и голубь, и свинья!
12. Любителю света
Когда с жары и в мыслях дребедень,
Беги за солнцем, ну хотя бы в тень!
13. Танцору
Гладкий лед –
Райский грот,
Если танец твой – полет.
14. Бравый
Лучше враг из цельного куска,
Чем друг, приклеенный слегка!
15. Ржавчина
Нужна и ржавчина: когда, как бритва, нож,
Ворчат всегда: Уж эта молодежь!
16. Наверх
– Как лучше всего мне на гору взойти?
– Взбирайся наверх и не думай в пути!
17. Вердикт насильника
Не проси! Оставь стенанья!
Брать всегда – твое призванье!
18. Скудные души
От скудных душ меня бросает в дрожь:
В них ни добра, ни зла – на грош.
19. Обольститель поневоле
Стрельнул, не целясь, словом он пустым,
Глядь, женщина упала перед ним.
20. На смекалку
Двойная боль не столь уж невтерпеж,
Как просто боль: ну, как? ты не рискнешь?
21. Против чванства
Не раздувайся слишком вширь:
Кольнут – и лопнешь, как пузырь.
22. Мужчина и женщина
- Похить ее, ту, что тебя чарует! -
Так поступает он: она – ворует.
23. Интерпретация
Толкуя сам себя, я сам себе не в толк,
Во мне толмач давно уж приумолк.
Но кто ступает собственной тропой,
Тот к свету ясному несет и образ мой.
24. Лекарство для пессимиста
Тебе бы хныкать все да ныть,
Все те же старые причуды:
От несваренья и простуды
Ворчать, злословить и скулить.
Мой друг, чтоб мир переварить
Во всех его опасных блюдах,
Решись, ты должен вмиг и чудом
Одну лишь жабу проглотить.
25. Просьба
Я в многих людях знаю толк,
И лишь себя узнать не смог!
К глазам своим стою впритык,
Не отдаляясь ни на миг,
Коль не хочу с собой разлада,
Мне от себя подальше надо.
Хоть не настолько, как мой враг,
Ближайший друг далек – и как!
Меж нами точка, где мы братья!
О чем прошу я, угадайте?
26. Моя суровость
Я по ступенькам этим должен
Пройти, но вы всегда о том же:
Ты что, за камень принял нас?
Нужны ступеньки мне, но кто же
Захочет ими быть из вас?
27. Странник
Уж нет пути! Вокруг зияет бездна
Ты сам хотел того! Небезвозмездно?
Смелее, странник! Здесь или нигде!
Погибнешь ты, подумав о беде.
28. Утешение новичкам
Вот малыш, а рядом свиньи,
Пальцы ног ему свело!
Весь от слез и всхлипов синий,
Плюхается, как назло.
Не робейте! Близки сроки,
Быть ему и плясуном!
Лишь бы встал на обе ноги,
Ну а там – хоть кувырком.
29. Эгоизм звезд
Когда, как круглый ролик, я
Вращалась бы не для себя,
Как я смогла б, не вспыхнув ярко,
Бежать за этим солнцем жарким?
30. Ближний
Ближнего близко нельзя подпускать:
Взять бы его да подальше убрать!
Будет тогда он звездой мне сиять!
31. Переодетый святой
Силясь скрыть избранность Божью,
Корчишь чертову ты рожу
И кощунствуешь с лихвой. Дьявол вылитый! И все же
Из-под век глядит святой!
32. Несвободный
А: Стоит и внемлет он: ни слова.
Какой-то шум ему все снова
Пронзает душу до костей.
Б: Как тот, кто был хоть раз закован,
Он слышит всюду – лязг цепей.
33. Одинокий
Мне чужды и ведомый, и водитель.
Послушник? Нет! Но нет и – повелитель!
Не страшен тот, кто сам себе не страшен:
А страх и есть над судьбами властитель.
Я и себе не склонен быть – водитель!
Люблю я, словно зверь, искать укрытий,
Найти себе пустынную обитель,
Блуждать в себе мечтательно и сладко
И издали манить себя загадкой,
Чтоб был себе и сам я – соблазнитель.
34. Seneca et hoc genus omne.
Все пишет он свой нестерпимо
Мудрый вздор в угаре,
Как будто primum scribere,
Deinde philosophari.
35. Лед
Да! Готовлю я и лед:
Лед полезен для сваренья!
И при вашем несваренье
Все глотать бы вам мой лед!
36. Юношеские сочинения
Вся, включая даже крохи,
Мудрость мне звучала в них!
А теперь – глухие вздохи,
Только ахи, только охи
Слышу юных лет своих.
37. Осторожность
Ты едешь? Я в напутствие одно сказать могу:
При всем своем уме, будь вдвое начеку!
Тебя своим восторгом задушат там они,
Фанатики, – затем, что просто неумны!
38. Набожный говорит
Бог любит нас, как наш создатель! –
Но Бог, – так вы, – был нами создан!
Тогда ответьте, Бога ради,
Какой же, к черту, созидатель
Не любит то, что сам он создал?
39. Летом
Мы в поте нашего лица
Должны есть хлеб? Но потный –
Твердят врачи нам без конца –
Ест хлеб свой неохотно.
Созвездье Пса уже с крыльца
Нам просветляет души:
Мы в поте нашего лица
Бокал вина осушим!
40. Без зависти
Он чтим за то, что зависти лишен?
Но к вашим почестям бесчувствен он;
Его орлиный взор для далей создан,
Он вас не зрит! – он видит звезды, звезды!
41. Гераклитизм
Все земное счастье,
Други, лишь в борьбе!
Порох – вот причастье
К дружбе и судьбе!
Триедины други:
С недругом равны,
Братья, где недуги,
В гибели – вольны!
42. Принцип слишком щепетильных
Лучше уж на цыпочках,
Чем на четвереньках!
Лучше через ситечко,
Чем вразлет о стенку!
43. Наставление
Ты ищешь славы? в добрый час!
Так знай же вместе,
Что предстоит тебе отказ
От чести!
44. Основательный
Философ я? Когда бы так! –
Я просто тучен – весом!
И вечно бухаюсь впросак
На основанье весь я!
45. Навсегда
- Мне нынче прок прийти сюда, –
Сказал, а прибыл навсегда.
И толки откликом гудят:
Ты всякий раз да невпопад!
46. Суждения усталых
Ругая солнце в истощеньи,
В деревьях ценят только – тени!
47. Нисхождение
Он падает! – на смех вам и на радость;
Но падает он – к вам, в ваш жалкий рой!
Ему его блаженство стало в тягость,
И свет его влечется вашей тьмой.
48. Против законов
Моченым шнуром вновь и вновь
Стянул мне горло шум часов;
Мерцанье звезд, петуший крик,
И свет, и тень – исчезли вмиг,
И все, что знал я, стало вдруг
Глухой, немой, ослепший круг –
Во мне остался мир без слов
Под шум закона и часов.
49. Мудрец говорит
Чужой и все же нужный этим людям,
То солнцем, то грозой веду свой путь я –
И вечно недоступный людям!
50. Потерявший голову
Она теперь умна – вы скажете, сама?
Мужчину одного свела с ума.
И голова его, отдавшись этой хляби,
Пошла к чертям – да нет же! нет же! к бабе!
51. Благочестивое желание
Вот бы жестом слаженным
Все ключи исчезли
И в любые скважины
Лишь отмычки лезли!
- Так вот, по привычке,
Мыслят все – отмычки.
52. Писать ногою
Рука рукою, но легка
В соавторстве мне и нога.
И вот бежит, не бег, а свист,
То через луг, то через лист.
53. Человеческое, слишком человеческое. Книга
Печально робкая, когда глядишь назад,
Когда вперед, доверья полн твой взгляд:
О, птица, кто ты? я назвать тебя бессилен:
Орел иль баловень Минервы фи-фи-филин?
54. Моему читателю
Хороших челюстей и доброго желудка
Тебе желаю я!
Когда от книги сей тебе не станет жутко,
Тогда со мною переваришь и себя!
55. Художник-реалист
Во всем природе верность сохранять! –
Таки во всем? Да, но с чего начать?
Природа – бесконечность и искус! –
Он, наконец, на свой рисует вкус,
И, значит, то, что может срисовать!
56. Тщеславие поэта
Дай мне клею, я из мысли
Что угодно получу!
Рифмы парные осмыслить
Не любому по плечу!
57. Избирательный вкус
Если б дали, не мешая,
Выбор сделать мне скорей,
Я б отдал середку рая
За местечко у дверей.
58. Нос крючком
Упрямо вперся в землю нос
Ноздрею вздутой, он дорос
И до тебя, гордец, что смог
Стать носорогом минус рог!
Их не разнимешь и силком,
Прямую гордость, нос крючком.
59. Перо царапает
Перо царапает: вот черт!
Одно проклятье – эти кляксы! –
И лист бумаги распростерт,
Как будто весь измазан ваксой.
Но даже так, с какой душой
Перо за мыслью поспевает!
Хоть и неясен почерк мой –
Пустое. Кто его читает?
60. Высшие люди
Хвала идущему все выше!
Но тот, другой идет все ниже!
Он и хвалы самой превыше,
Он дан нам свыше!
61. Скептик говорит
Уже полжизни на часах,
Душа сдвигается со стрелкой!
Как долго ей еще впотьмах
Блуждать и биться дрожью мелкой?
Уже полжизни на часах:
И каждый час, как недуг, длинный!
Что ищешь ты? Зачем же? Ах,
Причину этой вот причины!
62. Ecce Homo
Мне ль не знать, откуда сам я?
Ненасытный, словно пламя,
Сам собой охвачен весь.
Свет есть все, что я хватаю,
Уголь все, что отпускаю:
Пламя – пламя я и есмь!
63. Звездная мораль
В твоей провиденной судьбе,
Звезда, что этот мрак тебе?
Стряхни блаженно цепь времен,
Как чуждый и убогий сон.
Иным мирам горит твой путь,
И ты о жалости забудь!
Твой долг единый: чистой будь!
Фридрих Ницше (1844 - 1900), немецкий мыслитель, классический филолог, композитор, поэт, создатель самобытного философского учения, которое носит подчёркнуто неакадемический характер (как и другие направления философии жизни) и получило распространение, выходящее далеко за пределы научно-философского сообщества.
Черномырдин Виктор Степанович (♂1938 †2010)
3 ноября 2010 г. в Москве на 73-м году жизни скончался бывший премьер-министр России Виктор Черномырдин, многолетний посол РФ в Украине, в последнее время занимавший пост специального представителя президента по вопросам экономического сотрудничества с государствами-участниками СНГ.
- Он был настоящим русским мужиком. С одной стороны, опытным и по-народному мудрым, а с другой - с удивительным чувством юмора и фантастическим фольклорным языком. Черномырдин еще был человеком душевным и добрым, что большая редкость для начальства.
Памяти В.С. Черномырдина. Черномырдинки
1. Что говорить о Черномырдине и обо мне?
2. У меня к родному языку вопросов нет.
3. Я далек от мысли...
4. А кого обвиняют в коррупции? Меня? США? А чего это они вдруг проснулись?
5. В харизме надо родиться.
6. Без Черномырдина Мамай по стране прошел. Срубили сук, на котором сидели.
7. Вряд ли должность определяет или дает мне какой-то вес. Ну куда же еще больше нужно человеку, который все уже прошел, все многое знает в этой жизни. Многое знаю. Может, даже лишнее.
8. Да вы знаете – вот это вот я читаю, слушаю, уже просто теперь не обращаю внимания. Такое впечатление, что Черномырдина все хотят куда-то устроить. С чего бы это?
9. Да и я вон в своем седле премьерском – только ветер в ушах.
10. Да, моя специальность и жизнь проходили в атмосфере нефти и газа.
11. Депутаты все высказались, чтобы я шел. Избирался точнее.
12. Для меня там проблем нету ни с кем. Я встречаюсь с руководителями... и с послами, и с теми, и с другими, но я публично не кричу. А мне и не надо. Я и так два слова скажу...
13. Если бы я все назвал, чем я располагаю, да вы бы рыдали здесь!
14. Если не будет продвижения, меня без моего согласия уволят. Не уволят, а выгонят. (О переговорах в Югославии)
15. Если я еврей – чего я буду стесняться?! Я, правда, не еврей. (О том, что Березовский стесняется, что он еврей).
16. Кpасивых женщин я yспеваю только заметить. И ничего больше.
17. Когда моя наша страна в таком состоянии – я буду всё делать, я буду всё говорить! Когда я знаю, что это поможет, я не буду держать за спиной!
18. Лично для себя я принял решение и я никогда в этом себе, как говорится, не ловчил и не ловчу. (О переходе в Единство)
19. Мне как-то самому неудобно говорить, чем я стал новее. Увидите еще, подождите, дайте разогреться.
20. На любом языке я умею говорить со всеми, но этим инструментом я стараюсь не пользоваться. (Итоги №26, 1999).
21. Никак еще не могу это для себя понять: где я? куда я попал? (О Единстве на встрече с журналистами в Госдуме 18 января 2000 г.)
22. Никто, наверное, не подумает, что Черномырдин занимается охотой ради мясных дел. Нет, Боже упаси, Боже упаси!
23. Ну, кто меня может заменить? Убью сразу... Извините.
24. Ну, Черномырдин говорил не всегда так складно. Ну и что? Зато доходчиво. Сказал – и сразу все понимают. Ну, это мой, может быть, стиль. Может я не хочу сказать, что самый правильный, но очень понятный и доходчивый. А это нужно сейчас.
25. Рубль при мне обвалился? Вы что, ребята? Когда ж вы это успели всё? Наделали, значит, тут кто-то чего-то, теперь я и рубль ещё обвалил!
26. Черномырдину пришить ничего невозможно.
27. Что я буду в тёмную лезть. Я еще от светлого не отошёл. (На вопрос, будет ли он участвовать в теневом кабинете).
28. Я говорю это, как человек, которому и просто, и который знаю и не очень понимаю, я это не только и, это непозволительно и части любого человека, так, или группы.
29. Я готов и буду объединяться со всеми. Нельзя, извините за выражение, все время врастопырку!
30. Я не из тех людей, чтобы доводить до мордобоя, я извиняюсь за слово. И мордобой-то опять не они же бы, не их же! Если бы их бы там навесить – это бы с удовольствием! А те мордобой-то, в мордобое люди же бы участвовали: народ как всегда.
31. Я не тот человек который живет удовлетворениями.
32. Я с молодых лет... всегда работал первым лицом.
33. Я тоже несу большую нагрузку. И у меня тоже голос сел. А я ведь даже вчера не пил. И другого ничего не делал. Я бы это с удовольствием сделал.
34. Говорил, говорю и буду говорить: не станет Черномырдин, не произойдет этого, как бы некоторые ни надеялись. Потому что, когда такие задачи стоят, когда мы так глубоко оказались, не время сейчас. Меня многие, я знаю, из-за того, что Черномырдин очень многим оказался, как в горле, как говорится. Но я всем хочу сказать, не говоря уж о Борисе Николаевиче, что пусть они не думают, что так легко. Ведь люди видят, кто болеет за судьбу, а кто просто занимается под маркой. Я знаю, кто тут думает, что пробил его наконец. Черномырдин всегда знает, когда кто думает, потому что он прошел все это от слесаря до сих пор. И я делаю это добровольно, раз иначе нельзя, раз такие спекуляции идут, что хотят меня сделать как яблоко преткновения. Это надо внимательно еще посмотреть, кому это надо, чтобы вокруг Черномырдина создавать атмосферу. Все должны знать: сделанного за годы реформ уже не воротишь вспять! (Фрагмент телевизионного выступления ЧВС до его редобработки, опубликованный бюллетенем Самиздат, 1998).
35. Я далек от того, что сегодня нет замечаний, что сегодня нет проблем. Я, может быть, их бы больше сегодня сказал. Я еще раз просто одно: давайте говорить на нормальном языке!
36. А как мы вот сейчас можем тут сказать, можем что-то показать. Не это сегодня главное. Надо еще подумать – а что показывать. (о переговорах по Югославии)
37. В Югославии катастрофа. Катастрофа – это всегда плохо! (О войне в Югославии, 1999).
38. Вероятность участия российских бизнесменов в приватизации украинских предприятий существует. А что, они – рыжие, чтобы не участвовать в украинских приватизационных конкурсах?
39. Весь мир сейчас идет наоборот.
40. ЕС заявляет Украине, с кем она должна быть, с ЕС или Россией, нормальных людей это коробит... Россия никуда не собирается вступать, иначе можно на что-то наступить.
41. Клинтона целый год долбали за его Монику. У нас таких через одного. Мы еще им поаплодируем. Но другое дело – Конституция. Написано: нельзя к Монике ходить – не ходи! А пошел – отвечай. Если не умеешь... И мы доживем! Я имею в виду Конституцию.
42. Миссия МВФ уехала, и все сразу в панику – почему, за что? На кого обиделись? Слушайте, они всегда уезжают, и приезжают. Но когда ведется такая работа в жестком режиме – они не уедут! Не уедут. Или уедут, а на следующий приедут. Или прилетят, будем так говорить. Это очень важный момент. Ну, это мое мнение. Я так считаю. Думаю, здесь надо. Один плюс – минус роли не играет. Абсолютно никакой. Только в положительном плане.
43. Нам (России) НАТО не угрожает. С чего вы взяли, что вступление Украины в НАТО может нам угрожать? Я хочу сказать проще. Мы в России не хотим, чтобы Украина из ближнего зарубежья превратилась в дальнее. Этим должна быть больше обеспокоена Украина, чем мы!
44. Правильно или не правильно – это вопрос философский. (О Балканском конфликте)
45. Россия – это континент, и нам нельзя тут нас упрекать в чем-то. А то нас одни отлучают от Европы, вот, и Европа объединяется и ведет там какие-то разговоры. Российско-европейская часть – она больше всей Европы вместе взятая в разы! Чего это нас отлучают?! Европа – это наш дом, между прочим, а не тех, кто это пытается все это создать и нагнетает. Бесполезно это! (Итоги, №46, 2000).
46. Россия со временем должна стать еврочленом!
47. Сегодня мировая система финансовая понимает, что происходит в России, и не очень хочет, чтобы здесь было... ну, я не хочу это слово употреблять, которым я обычно пользуюсь...
48. Так тут уж нельзя так перпендикулярно понимать: мы Вас не тронем, Вы нас не трожьте! (О миротворческих предложениях Е. Примакова).
49. Там простых решений нет, там по Косово не все понятно, как говорят, чтобы на тарелочке все поднести. Надо не изолировать сербов, но и не усиливать.
50. Трагедия на Балканах. И поехать, увидеть и сразу получить по заслугам – я далёк от этого. (О своей поездке в Югославию).
51. Я господина Буша-младшего лично не знаю, но вот с отцом его, господином Бушем-старшим я знаком и жену его, господину Буш тоже знаю.
52. Я могу еще раз сказать свою позицию: ЕЭП прежде всего Украине нужнее, чем кому-либо из четырех государств. Мы проживем, уверяю вас... У вас одно правительство заявляет, что хотят (в ЕЭП), Президент говорит, что Украина будет участвовать, вас – Ивановых трудно понять.
53. Я не дипломат. И не собираюсь быть дипломатом. И то, что мы достигли договоренности – абсолютно недипломатическим путем. Абсолютно. (О Балканском конфликте)
54. Я сказал американцам: У нас воруют больше. Причем уже сто лет. Чего вы привязались к России? Чего вы вообще лезете?
55. Я щас скажу и по другим, там не только Зюганов, но и туда ездили Немцов, и не поймешь с чем.
56. Я, например, не почувствовал, что к нам какая-то вот есть... вроде бы нас оставить один на один, что бы у нас было... что бы они хотели, чтобы у нас было плохо. Они переживают, они волнуются. (О миссии МВФ).
57. Сейчас там что-то много стало таких желающих все что-то возбуждать. Все у них возбуждается там. Вдруг тоже проснулись. Возбудились. Пусть возбуждаются. Что касается кредитов – то понимаете, что касается кредитов и механихмов распределения – о чем они здесь? Где? Почему? Что и как они могут знать? (Об обвинениях Буша-младшего).
58. Слышите, что ждут от нас? С-300. Это мы знаем, что это такое. Это не дай бог! Сегодня С-300, а завтра давай другое... а послезавтра – третье. Вот это что такое!
59. А кто попытается мешать – о них знаем мы в лицо! Правда, там не назовёшь это лицом!
60. А мы еще спорим, проверять их на психику или нет. Проверять всех! (О депутатах Госдумы).
61. Бабушка с дедушкой вместе зашли в кабинку. Интересно, а как же дедушка может без бабушки? Кто же ему даст команду?
62. Вот Михаил Михайлович – новый министр финансов. Прошу любить и даже очень любить. Михаил Михайлович готов к любви.
63. Все его вот высказывания, вот его взбрыкивания там... ещё даже пенсионером где-то вот, говорят, меня обозвал. Сам я не слышал. Но если я пенсионер, то он-то кто? Дед обычный. (О Ю. Лужкове).
64. Вчера Шумейко был с нами, сегодня оказался там, завтра окажется еще в одном месте...
65. Геннадий Андреевич, ну зачем вы так? Не расчленяли и никто не расчленит! (укор в адрес Г. Зюганова)
66. Два еврея схватились. Вся страна будет наблюдать этот балаган. (О битве двух олигархов Б. Березовского и Ю. Гусинского летом 1999 г.)
67. Его реакция, она всегда, увидим, будет этот или не будет. Если не будет – значит, такая реакция. Если будет – то никакая реакция. (О Е.М.Примакове, Зеркало,1999).
68. Если он как Лесин – это один вопрос, а если он как министр – так, наверное, делать... делать... Тем более там прописано такое, что уму непостижимо. (Об участии Михаила Лесина в деле Медиа-Моста)
69. Заболел, кашляет ещё раз по-всякому. Но президент есть президент. (О Б. Ельцине).
70. Когда замминистра вдруг ни с того ни с сего делает заявление, что вот должны 200 тысяч учителей, врачей сократить. Или у него с головой что-то случилось? Вот что может произойти, если кто-то начнёт размышлять. Другого слова не хочу произносить. (Профиль №14, 1998).
71. Кто-кто раньше хорошо жил? Повторите. Встаньте! Кто это там встал? Макашов? А-а, ну вы-то жили, конечно...
72. ЛДПР – это партия придурков. И фюрер их такой: девчат за волосы хватает и таскает их туда-сюда. (О Жириновском).
73. Наш президент – он уже, по-моему, лет пять или десять денег в глаза не видел. Он даже не знает, какие у нас деньги.
74. Ночь прошла, они хватились! (О действиях команды Кириенко, 1998).
75. Ну что нам с ним объединять? У него кепка, а я вообще ничего не ношу пока. (О Лужкове)
76. Ну, не дай бог нам еще кого-то. Хватит. От этих тошнит от всех. Наших людей, я так понимаю. И Вас тоже, наверное. Я же вижу по глазам, Вас же тошнит!
77. Он сплошь длинноногих любит. А у нас жизнь была тяжелая, нам приходилось то, что давали. (О Немцове).
78. Он ястреб. Даже и не ястреб – слово-то для него это слишком большое, это не для него. Туповатый ястреб – вот это ближе к делу. (О Зюганове)
79. Очень обидно, когда вас волнует не дело, а тело ваше! (Г. Явлинскому)
80. Пpавительство – это не тот оpган, где, как говоpят, можно одним только языком...
81. Представлять Анатолия Борисовича нет необходимости. Все его знают, кто не знает – узнает. (О Чубайсе)
82. Стоит только Чубайсу рот открыть, ему тут же насуют, будьте любезны.
83. Умный нашелся! Войну ему объявить! Лаптями! Его! Тоже! И это! Сразу как это всё! А что он знает вообще! И кто он такой! Ещё куда-то и лезет, я извиняюсь. (О предложении Г. Зюганова объявить войну НАТО).
84. Это не политики, это... Ну, не буду говорить, а то зарыдают все сразу.
85. Я могу работать с Селезневым, но с членами отдельными – я их в упор видеть не могу.
86. Мы ещё раз говорим: пять лет работы, наверное, меня чему-то жизнь научила в этой части. (О премьер-министре Е.М.Примакове в программе РТР Зеркало 21.02.99)
87. Были у нас и бюджеты реальные, но мы все равно их с треском проваливали.
88. Вообще-то успехов немного. Но главное: есть правительство!
89. Впервые за многие годы отмечено сокращение сброса поголовья скота.
90. Говорят: даешь эмиссию триста тридцать триллионов рублей. Экономике нужен кислород. Как раз наоборот. Это не кислород. Один раз дыхнешь, а потом только останется дрыгнуть. Ногами.
91. Естественные монополии – хребет российской экономики. Этот хребет мы будем беречь как зеницу ока!
92. Изменений, чтобы дух захватывало, не будет. Иначе, чтобы кому-то что-то делать, нужно будет у другого взять или отобрать.
93. Корячимся, как негры... (О планах работы правительства, 1998).
94. Кто говорит, что правительство сидит на мешке с деньгами? Мы мужики и знаем, на чем сидим.
95. Курс у нас один – правильный.
96. Локомотив экономического роста – это как слон в известном месте...(На Энергетическом саммите в Президент-отеле).
97. Мы впервые увидели человека здесь, в бюджете.
98. Мы выполнили все пункты: от А до Б.
99. Мы об этих мерах скажем... Я об них и озвучу и предложу... ...Ещё раз вам говорю: это комплексные меры, которые позволят вытащить, и решить, и остановить эти процессы.
100. Мы продолжаем то, что мы уже много наделали... (О планах правительства).
101. Мы сегодня на таком этапе экономических реформ, что их не очень видно.
102. Надо делать то, что нужно нашим людям, а не то, чем мы здесь занимаемся.
103. Надо контролировать, кому давать, а кому не давать. Почему мы вдруг решили, что каждый может иметь?
104. Нам никто не мешает перевыполнять наши законы.
105. Нам осталось рассмотреть полтора вопроса... Сегодня, до воскресения, успеем.
106. Наша непосредственная задача сегодня – определиться, где мы сегодня вместе с вами находимся.
107. Не могу себе дальше представлять, что можно так же работать дальше.
108. Работающий президент и работающее правительство – так это ж песня может получиться!
109. Реформы в России – это не автомобиль. Захотел – остановился, захотел – вновь сел и поехал! Так не бывает!
110. Страна не знает, что ест правительство.
111. Хотели как лучше, а получилось как всегда. (О бюджете, 1995).
112. Это глупость вообще, но это мне знакомая песня. Во-первых, я думаю, что, ну, для многих это известно, я для толкача не подхожу. Поэтому я думаю, что, ещё раз, роль председателя правительства – он может собирать, он может не собирать, – он обязан всё равно всё знать, и он всё равно будет всё знать, и всё равно мы будем общаться, и всё равно мы будем советоваться по этим вопросам. (Итоги, 18.04.1999).
113. Это что, значит, Черномырдин ГКО отменил? Разве меня здесь – да меня в Правительстве с марта месяца не было. Что тут без меня делали?! Мы очень хорошо работали, нет здесь никакой вины предыдущего Правительства. Пенсии платились, зарплаты... А что сейчас? И не надо говорить про Черномырдина, это никому не нужно, зачем же это, кому?! Не поверит никто, а вы – Черномырдин, Черномырдин! Ты, Григорий Алексеич, говоришь, что тут пенсии, зарплаты, банки, а где деньги возьмёшь, где возьмёшь? Напечатаешь, что ли? Работать нужно, и, я думаю, можно! (Из стенограммы выступления в Думе, 25.08.1998).
114. Я готов пригласить в состав кабинета всех-всех – и белых, и красных, и пёстрых. Лишь бы у них были идеи. Но они на это только показывают язык и ещё кое-что.
115. Не один сейчас, а другой потом; не один сегодня, другой завтра, а вместе, в один день! Это говорит об отношении их к российскому флоту.
116. Нефтяников надо разжать. Нефть – это кладовая, это золото, это все сразу, где отдача идет.
117. Никаких не будет даже поползновений, наоборот, вся работа будет строиться для того, чтобы уничтожить то, что накопили за многие годы.
118. Но если говорить о сегодняшнем заседании, то я дал бы конечно, удовлетворительную оценку. Я других оценок вообще не знаю.
119. Но пенсионную реформу делать будем. Там есть, где разгуляться.
120. Ну, скажите, у вас, ну, когда Черномырдин работал, что, была боязнь, что кого-то расчленят из естественных монополий? Эх, вы! Меня можно расчленить, меня можно убрать! А вот естественные монополии чтобы растащили – у вас даже и вопрос такой никогда не стоял перед вами, ибо это даже мысли такой никто не мог допустить, чтобы я, своими руками создавший эти отдельные монополии, и чтобы я был сторонником их уничтожить. Ну, зачем же вы так? Обижаете...
121. Помогать правительтву надо, а мы ему – по рукам, по рукам, все по рукам... Да еще норовим не только по рукам, но и еще куда-то. Как говорил Чехов. (На встрече с журналистами в офисе НДР, 1999).
122. Посты вице-премьерские в такое время, как наше, – это все равно, что столб, на котором написано: Влезешь – убьет!
123. Правительство в отставку? У кого руки чешутся – чешите в другом месте!
124. Правительство обвиняют в монетаризме. Признаю – грешны, занимаемся. Но плохо. Народ пожил – и будет!
125. Привлекайте хоть самого Господа Бога! А его и надо, говорят, иногда спрашивать... И надеемся, что правительство решит эту проблему.
126. Не только противодействовать, а будем отстаивать это, чтобы этого не допустить.
127. Ни то не сделали, ни эту не удовлетворили, ни ту.
128. Мы надеемся, что у нас не будет запоров на границе.
129. Все говорят, что недовольны итогами приватизации, и я недоволен, и не говорю.
130. А как же! Бокал вина. Негоже забывать традиции. И за 7 ноября, и за парад, который был на Красной площади 65 лет назад. Уже два бокала получается. Опять же министр Сергей Лавров прилетает в Киев. Как пойдут переговоры, а то, может, и третий бокал придется поднимать... (На вопрос: А вы рюмку поднимете в честь 7 ноября?).
131. Братья, как доходит до дела, так они еще придут сами.
132. Были, есть и будем. Только этим и занимаемся сейчас.
133. В нашей жизни не очень просто определить, где найдешь, а где потеряешь. На каком-то этапе потеряешь, а зато завтра приобретешь, и как следует.
134. В совете директоров многие участвуют – представители государства, акционеры, так что это орган такой – советывает. (О совете директоров Газпрома).
135. Важнейший итог петровских реформ – создание благоприятных условий для западных деловых людей.
136. Валили, валим и будем валить!
137. Вас там туда...
138. Вас хоть на попа поставь или в другую позицию – все равно толку нет.
139. Вечно у нас в России стоит не то, что нужно.
140. Вообще, странно это, ну, просто странно. Я не могу это ещё раз, я не знаю и не хочу этого. Это не значит, что нельзя никого. Ну, наверное, кого-то, может быть, и нужно. Кого-то вводить, кого-то выводить. (На встрече с журналистами в офисе НДР, 07.05.1999).
141. Вот мы там все это буровим, я извиняюсь за это слово, Марксом придуманное, этим фантазером.
142. Вот что может произойти, если кто-то начнет размышлять.
143. Вот это все слишком прямолинейно и перпендикулярно, что просто мне неприятно лично.
144. Все мы доживём. В какой конфигурации? В хорошей конфигурации. (О выборах 2000г.)
145. Все те вопросы, которые были поставлены, мы их все соберем в одно место.
146. Второй канал государственный стопроцентно, но иногда такое выдает, что хоть глаза не открывай. Тяжеловато смотреть, тошнит порой, но смотришь, куда деваться.
147. Вы думаете, что мне далеко просто. Мне далеко не просто.
148. Вы посмотрите – всё имеем, а жить не можем. Ну не можем жить! Никак всё нас тянет на эксперименты. Всё нам что-то надо туда, достать там, где-то, когда-то, устроить кому-то. Почему не себе?! Почему не своему поколению?! Почему этот, как говорится, зародился тот же коммунизм, бродил по Европе, призрак, вернее. Бродил-бродил, у них нигде не зацепился! А у нас – пожалуйста! И вот – уже сколько лет под экспериментом.
149. Вы там говорили, а нам здесь икалось, но я и к этому отношусь нормально.
150. Вы что же, считаете, что я сам себе лиходей здесь или лиходействую в своей стране?
151. Вы, главное, выигрывайте, а мы уж вам присудим.
152. Вы, это, мне тут не надо!
153. Да такие люди, да в таком государстве, как Россия, не имеют права плохо жить!
154. Если Единство и Вся Россия прекращают сразу, то для нас требуется время.
155. Если мы поймем, что нужно работать, тогда, я думаю, вреда особого не будет и не так уж много потеряем.
156. Если мы увидим, что это орган, из которого можно сделать блок, мы будем смотреть.
157. Если я не знаю, в каком контексте говорил президент, наверняка, выдержку, которую зачитали... Надо понять, что это было до того, он сказал еще, после того сказал, только тогда можно уяснить, что это за треугольник и что он имел в виду.
158. Есть еще время сохранить лицо. Потом придется сохранять другие части тела.
159. Знаю, что можно, и знаю опять, как можно. А зачастую, и как нужно. Вот поэтому сегодня и выбрал такой путь.
160. И кто бы сегодня нас не провоцировал, кто бы нам ни подкидывал какие-то там Ираны, Ираки и ещё многое что – не будет никаких. Никаких не будет даже поползновений, наоборот, вся работа будет строиться для того, чтобы уничтожить то, что накопили за многие годы.
161. Какую партию не делаем – всё КПСС получается.
162. Кроме того, что вы корреспонденты, вы же еще и люди.
163. Кто мне чего подскажет, тому и сделаю!
164. Мы всегда можем уметь.
165. Мы до сих пор пытаемся доить тех, кто и так лежит.
166. Мы не однодневки, не одноразовые.
167. Мы пойти на какие-то там хотелки, я извиняюсь... Нечего устраивать здесь хочу - не хочу!
168. Мы с вами еще так будем жить, что наши дети и внуки нам завидовать станут!
169. Мы сегодня как раз переживаем тот период, когда начинают, как говорится, ссылки делать. Когда говорят, там, жиды, бей жидов.
170. Надо всем лечь на это и получить то, что мы должны иметь.
171. Надо же думать, что понимать.
172. Нам в жизни повезло, что это, по сути дела, историческое время выпало на нашу долю. Радуйтесь!
173. Лучше водки хуже нет!
174. Многие спорят, где оно лучше, снизу или сверху, по мне – снизу так оно даже спокойнее. (О том, какая из двух законодательных палат важнее – верхняя или нижняя).
175. Много говорить не буду, а то опять чего-нибудь скажу.
176. Много денег у народа в чулках или носках. Я не знаю, где – зависит от количества.
177. Многое может сбыться. Сбудется, если не будем ничего предпринимать.
178. Не надо класть оба яйца в одну корзину...
179. Не надо умалять свою роль и свою значимость. Это не значит, что нужно раздуваться здесь и, как говорят, тут махать, размахивать кое-чем.
180. Нельзя думать и не надо даже думать о том, что настанет время, когда будет легче!
181. Но я не хочу здесь все так, наскоком: сегодня с одним обнялся, завтра с другим, потом опять – и пошло – поехало. Да, так и до панели недалеко...
182. Переживем трудности. Мы не такие в России, россияне, чтобы не пережить. И знаем, что и как надо делать.
183. По-моему, у нас все сейчас с протянутыми руками. Главное, чтобы что-то другое не протянули.
184. Принципы, которые были принципиальны, были непринципиальны. (Итоги №43, 1999).
185. Произносить слова мы научились. Теперь бы научиться считать деньги.
186. Пусть это будет естественный отбор, но ускоренно и заботливо направляемый. (Об увольнениях членов правительства)
187. Рельсы мы за шесть лет проложили, теперь дело за локомотивом. И чтобы рулевой был... с головой. Чтобы не вагоны им двигали, а он их тащил.
188. Россия – страна сезонная... (О посевной кампании, которую поддерживает правительство).
189. С сюрреализмом надо кончать, так чтоб дух захватывало!
190. Сегодня им один не понравится, завтра другой... То им черный, то им кудрявый, то им рыжий, то им сивый... Ну что это за подход? Можно перекрасить всех – ума тут не надо.
191. Сегодня каждый может спросить: а знаете ли вы, что делать? Я бы не хотел сейчас говорить о причинах, что произошло именно вот в это время. Я не любитель, никогда этим не занимался, это пусть кто-то другой. (Итоги, №46, 14.11.2000)
192. Сейчас историки пытаются преподнести, что в тысяча пятьсот каком-то году что-то там было. Да не было ничего! Все это происки!
193. Сейчас мы твёрдо знаем, что делать, какие первые шаги надо сделать, и нам надо на это всем вместе навалиться, и я думаю, что у нас это получится.
194. Страна у нас – хватит ей вприпрыжку заниматься прыганьем.
195. Тут у многих, между прочим, лежит. Ну и пусть лежит. Вот у тебя лежит? Ну, значит, он тебе не нужен, ну если нет нужды его использовать.
196. У нас ведь беда не в том, чтобы объединиться, а в том, кто главный.
197. У нас вот бывают эти вдруг. Проснемся – и все не в ту сторону пойдет. Будет или не будет? Я говорю: не будет. У нас бывает вдруг, но здесь мы не свернем. Спите спокойно.
198. У нас еще есть люди, которые очень плохо живут. Мы это видим, ездим, слышим, читаем.
199. Учителя и врачи хотят есть практически каждый день!
200. Чем мы провинились перед Богом, Аллахом и другими?
201. Это был самый важный год для президента. Многое для него открылось, многое открылось и для страны.
202. Это не тот орган, который готов к любви.
203. Это отрезвило кое-кого, в том числе и там, кого и напугало, далеко не просто.
204. Этот призрак... бродит где-то там, в Европе, а у нас почему-то останавливается. Хватит нам бродячих.
205. Я бы не стал увязывать эти вопросы так перпендикулярно. (О влиянии бизнеса на политику)
206. Я не могу сказать, что это в Москве, я могу сказать, что в Москве.