Михаил Медведев. ЭКАУНТОЛОГИЯ

21. Твердые тела - жидкости - газы

В каждой научной дисциплине существуют вопросы, очень для нее неприятные, на которые она отвечает неуверенно или вообще не в силах ответить. Когда число неприятных вопросов достигает критического уровня, дисциплина обрушивается как карточный домик, к которому неосторожно притронулись.

Существуют такие вопросы и в экаунтологии. Один из этих них касается твердых, жидких и газообразных тел. Как, с точки зрения объектности, объяснить их существование? Мне стоило огромного труда найти приемлемое объяснение – возможно, не исчерпывающее, однако позволяющее надеяться на то, что экаунтология не рухнет под первым критическим дуновением.

Вспомним порядок образования составных объектов. Они образуются посредством интеграции, при этом не обладают собственными свойствами. Если два кубика – зеленый и красный – совместить в один составной объект, полученный объект не будет обладать собственными свойствами, а будет обладать свойствами своих составных частей и проявлять себя через них. Это механическое объединение. Если в результате объединения тех же кубиков получить объект, обладающий собственными свойствами – допустим, куб синего цвета, – это с точки зрения экаунтологии будет химическим преобразованием. Все понятно, данные вопросы рассматривались.

Теперь сообразите, в каком состоянии вещества обычно вступают в химическую реакцию? Нет, я в химии ничего не смыслю, но первое, что приходит в голову: в жидком. Смутные воспоминания из школьного детства: учительница химии сливает содержимое двух пробирок в одну, содержимое начинает шипеть и булькать, вследствие чего – по заверениям учительницы химии, по крайней мере, – образуется новое вещество. Наверняка в результате химической реакции могут образовываться и твердые вещества, однако сам процесс химических преобразований больше ассоциируется с жидкостями, чем с твердыми телами, не так ли? А почему, собственно? Не поставить ли нам, как мы уже неоднократно проделывали, вопрос с головы на ноги и спросить себя: в результате какого преобразования с объектами материального мира получаются жидкости? Ответ будет однозначным: условием этого является указание свойств составного объекта.

Переведем дух и проанализируем, к какому выводу мы пришли. К такому, что жидкость образуется при указании свойств составного объекта: объект начинает обладать собственными свойствами, оставаясь при этом составным, за счет чего… минуточку, сейчас сформулирую… пространственное положение его частей становится неопределенным. Да-да, именно так! При механическом соединении частей в составной объект пространственное положение частей изначально задано, определено, а при химическом преобразовании, поскольку свойства новообразованного объекта относятся одинаково ко всем составным частям, новообразованный объект начинает представлять собой самостоятельное целое.

Вот зеленый и красный кубики механически соединили в составной объект. Составной объект наполовину зеленый, наполовину красный, причем пестрота составного объекта совершенно определенным образом, через идентификаторы, относится к его составным частям: эта половина зеленая, а эта красная. Теперь зеленый и красный кубики совместили в единое целое химическим способом, получив объект с новыми свойствами: большой синий куб. Как свойство синий данного объекта соотносится с его составными частями? Не пойми как соотносится: приобретенная синева относится одинаково – следовательно, неопределенно – как к бывшей зеленой части, так и к бывшей красной части. Составные части как бы перемешались, что с обыденной точки зрения и означает: стали жидкостью. Ведь чем жидкость отличается от твердого тела? Именно что неопределенностью составных частей: в отличие от твердого тела, никогда нельзя сказать, где какая составная часть жидкости располагается. С обыденной точки зрения жидкости отождествляются прежде всего с текучестью, но можно предположить, что текучесть является следствием из неопределенности положения составных частей объекта, потому вторична. Сложный вопрос, может ли объект, имеющий в своем составе части, занимающие неопределенное положение, сам занимать определенное положение? Видимо, нет. В этом случае стремление жидкостей занимать свободное место между твердыми предметами объясняется как раз данным соображением: идентификаторы твердых предметов определены, тем самым определено их пространственное положение, в то время как жидкость с ее тягой к неопределенности способна занять любое пустующее место – в соответствии с законами мироздания, разумеется.

Что возразить на подобное?

Первая напрашивающаяся претензия: из моих рассуждений следует, что жидкости образуются исключительно в результате химических реакций? Не обязательно. Представим интеграцию кубиков одинакового цвета. Синий и синий кубики объединяются в большой синий куб. Если свойства большого синего куба не отобразить, получим стандартное механическое соединение, с определимыми составными частями. А если свойства большого синего куба отобразить, то есть указать, что новообразованный объект синего цвета? Его составные части приобретут неопределенность, как в рассмотренном выше случае, однако химической реакции не произойдет. Насколько мне известно, химия не предполагает химической реакции между идентичными веществами, в результате которой получается то же самое вещество: с житейской точки зрения, мы имеем дело с перемешиванием веществ. А какие объекты перемешиваются наиболее легким и свободным – так сказать, естественным, – образом? Правильно, жидкие. В приведенном примере мы получили жидкость без всякой химической реакции, посредством перемешивания двух… твердых объектов. Соединили два твердых предмета в один, а он взял и растекся по поверхности. Бывает.

Вот попутное соображение в подтверждение экаунтологической трактовки жидкостей. Химическая реакция не является непременным условием образования жидкости, но интеграция объектов – является. Как следствие, любая жидкость представляет собой составной объект: нельзя помыслить жидкость элементарным объектом – в этом вопросе экаунтология солидарна с физикой и химией, которые вроде бы не оперируют молекулами жидкости или твердого тела, а рассматривают твердое или жидкое состояния материи как комбинации молекул, то есть элементарных объектов.

Какие еще возражения приходят в голову?

Химические реакции, при которых образуются твердые вещества? Их можно трактовать как комбинации двух событий:

1) непосредственно химической реакции с образованием жидкости;

2) и последующего отвердевания жидкости.

То же относится к так называемой диффузии – согласно Википедии, «процессу взаимного проникновения молекул одного вещества между молекулами другого, приводящему к самопроизвольному выравниванию их концентраций по всему занимаемому объёму». Молекулы – это в физике и в химии, а что в экаунтологии? Некоторые пространственно определенные части объекта теряют свою определенность, растекаются – происходит описанное выше, с тем отличием, что совершается оно не мгновенно и со всеми вступившими в химическую реакцию объектами, а постепенно и в отношении лишь некоторых частей (тех, которые в конце концов «самопроизвольно выравнивают концентрацию»).

Что еще?

Совсем забыл про газообразное состояние материальных объектов – придется обратиться к этой теме, хотя и с кривоватой улыбкой. С кривоватой – потому что развернутый ответ на вопрос, как с информационной точки зрения следует трактовать газообразные вещества, у меня отсутствует. Строго говоря, даже существование газообразных веществ нельзя считать доказанным: зрением они практически не наблюдаются, а что касается обоняния, так обоняние представляет собой рудиментарный орган. Если так, то газы имели место в первобытные времена, когда человек выживал по помощи ненормально чувствительного носа, постоянно к чему-то принюхиваясь, а в настоящее время, после того как излишняя носовая чувствительность оказалась утрачена и заменена более актуальными ощущениями, газы из мироздания исчезли – были, так сказать, изъяты Создателем на вечные последующие времена. А если изобразить на лице более серьезную мину, то газы представляют собой ту же жидкость, с тем отличием, что газы – это летающие жидкости. А почему окружающие нас вещи взаимно притягиваются или отталкиваются, экаунтология давно объяснила: потому что такова последовательность записей, установленная Создателем нашего мироздания. С этой точки зрения считать газы отдельным состоянием материи нет причин. В целом можно констатировать, что состояния материи – твердое тело, жидкое или газообразное – определяется возможностями информатики, в частности перебором способов регистрации объектов. Каждый из допустимых способов придает материи новые потенциальные, ограничиваемые лишь природными законами возможности. Я предупредил, что предлагаемая мной трактовка – не исчерпывающая, но, как говорится, чем богаты… Никто и не утверждал, что экаунтология обладает всеобъемлющей эрудицией и кругозором на 360°: многие из экаунтологических постулатов требуют обдумывания и уточнения, это очевидно. К примеру, мне очень и очень давно хочется выйти через экаунтологическую аксиому – объект – на формулы геометрических фигур, однако на текущий момент это представляется недостижимым. Вместе с тем экаунтология успешно справляется со многими теоретическими и практическими задачами, которые не поддаются другим научным дисциплинам, и в этом смысле незаменима.

В конце концов – не отказываться же от добытых знаний по той причине, что многое в мироздании остается непознанным?

22. Еще раз об объектных цепочках

Рассмотрим упомянутые ранее объектные цепочки подробнее. Что они такое?

Последствие закона сохранения материи: того, что материя не возникает из ничего и не исчезает бесследно. Объекты не исчезают, а дифференцируют друг из друга или интегрируют друг в друга, причем все изменения возможно проследить – если, конечно, информационная система организована рационально, но в рациональном устройстве нашего мироздания сомневаться не приходится. Последовательность происходящих с объектом преобразований и называется объектной цепочкой.

Всякая объектная цепочка берет начало из нулевого объекта и в нулевой объект впадает. Поскольку информационная система нашего мироздания – слава Создателю! – еще не завершена, мы имеем дело с объектными цепочками, которые обрываются на текущем моменте. Такие объектные цепочки имеют своим окончанием объекты, воспринимаемые нами в настоящий момент, а их начало уходит, как пишут в исторических исследованиях, вглубь веков: к сотворению мироздания или, выражаясь в терминах экаунтологии, нулевому объекту, от которого некогда зародились все последующие.

Если бы человек обладал полной информацией, он мог бы проследить все объектные цепочки мироздания: этот объект состоит из следующих составных частей, каждая из которых состоит из таких-то составных частей, и так вплоть до элементарных объектов, а если элементарный объект неоднороден, то до веществ, из которых эти неоднородные элементарные объекты состоят. Но конечно, если смотреть на мироздание глазами физиков, объектные цепочки расскажут мало интересного. Что может быть интересного в том, что некогда очень большая штуковина взорвалась на мириады осколков – элементарных частиц, насколько я понимаю, – и эти мириады осколков разлетелись во все стороны, образовав вселенные, и летят до сих пор, не пойми куда и зачем?! Любой материальный объект в таком случае представляет собой некоторую совокупность этих самых элементарных частиц – молекул или атомов, – произошедших от начала мира и теперь лишь слепо перемещающихся от одного объекта к другому. Что здесь призваны демонстрировать объектные цепочки, в самом деле?

Чтобы оценить разговорчивость объектных цепочек, обратимся не к нерукотворному мирозданию, а к искусственной информационной системе – экономической. Возьмем продукт человеческого труда – допустим, ноутбук, сидя за которым я набиваю текст. Ноутбук состоит из нескольких составных частей: экрана, полупроводниковых микросхем, винчестера и не знаю, чего еще – я плохо разбираюсь в начинке электроприборов. Но из каких-то комплектующих мой ноутбук точно состоит, готов в этом поклясться. У каждой из этих составных частей имеется производитель, обладающий соответствующими производственными мощностями и квалифицированными кадрами, и т.д. Причем каждая из составных частей моего ноутбука в свою очередь состоит из каких-то частей, и так до элементарных объектов, каждый из которых непременно был кем-то изготовлен. Из чего изготовлен? Из соответствующих материалов, разумеется: металла, пластмассы и чего-то еще, из чего обычно изготавливаются комплектующие изделия для ноутбуков. А откуда взялись материалы? Опять-таки из соответствующих производств.

Прослеживая путь каждого объекта от текущего момента до момента его появления в информационной системе, продвигаясь по объектной цепочке назад по временной шкале, мы рано или поздно добираемся до начального производственного акта: изъятия полезных ископаемых из природной среды, будь то нефть, используемая при изготовлении пластмассы, или руда, используемая для выплавки железа, или какое-нибудь иное добываемое или выращиваемое в сельском хозяйстве сырье. Все упирается в природную среду. Природная среда и является для нашей искусственной информационной системы нулевым объектом, от которого все образуется, ведь в экономике регистрируется только то, что сотворено или ограничено в использовании человеком, а остальные явления природного, тем более космического масштаба экономику не интересуют. Не правда ли, в экономике объектные цепочки весьма красноречивы, не то что молчаливые скопления атомов «физического» мироздания?! Это не просто цепочки, а целая объектная сетка, наброшенная на экономический мир и показывающая последовательность преобразований, когда-либо произошедших с каждым из объектов. При отслеживании объектной цепочки вещь – продукт труда – расщепляется на составные части, которые расщепляются на элементарные объекты, которые расщепляются на вещества. Но за счет того, что объекты могут не только интегрировать, но и дифференцировать, расщепленные иерархические объектные структуры объединяются с другими. Из добытого в едином производственном акте полезного ископаемого выплавляется металл, из которого изготавливаются изделия, входящие составными частями во множество других изделий, и т.д.. В полезном ископаемом «расщепленные» объектные цепочки смыкаются воедино, в сплошную объектную сетку, и не только в полезном ископаемом, разумеется, но и во множестве других производственных процессов, которых я просто не в состоянии перечислить. Вместо объектной цепочки образуется, как я и обещал, объектная сетка – информационная авоська, покрывающая собой весь экономический мир.

Вопрос, смыкаются ли все объектные цепочки в единую объектную сетку, представляет не досужий, а значительный теоретический интерес, между прочим. Если не смыкаются, производство не достигло той степени кооперации, при которой оно является единым мировым производством; в противном случае мы действительно имеем мировое хозяйство, любой элемент которого тем или иным образом связан с другим, тем самым все хозяйственные элементы взаимосвязаны.

Я ненароком обратился к экономике, хотя занимаюсь сейчас онтологией. Просто на экономических примерах прикладная сущность объектных цепочек – фиксировать связи между элементами информационной системы – проявляется куда как наглядней.

23. Откуда берутся прошлое и будущее?

Что такое прошлое и будущее, вроде бы понятно. С житейской точки зрения, имеется временнáя шкала, а с точки зрения экаунтологии – циклически повторяющиеся объекты, ее задающие. Все, что находится на этой шкале слева от настоящего момента, является прошлым, а все, что справа – будущим. Но откуда на временнóй шкале взялся настоящий момент, да еще движущийся слева направо, тем самым постоянно отхватывающий у будущего для прошлого все новые и новые куски? Непонятно.

Эффект в самом деле сложный, за счет своего составного характера.

Прежде всего определим, каким образом возникает направленность слева направо. Направленность возникает из объектности. Мы регистрируем объект, тем самым предполагаем предыдущий объект, а раз так, мы предполагаем и преобразование предыдущего объекта в нынешний. Был один объект, из которого возник другой – только в такой последовательности, а не в обратной, обратите внимание. Это и есть направленность времени. От первого объекта ко второму, от второго к третьему – таков способ человеческого восприятия окружающей действительности, вообще существования человека. И этот способ предполагает направленность времени – по сути, само время.

Значит ли это, что в трансцендентном для нас мире Создателя тоже существует время, подобное нашему. Как хорошо бы было остановиться на этой гипотезе, посчитав, что время нашего мироздания течет параллельно времени в мире Создателя! Создатель по мере необходимости, продлевая наше существование, регистрирует объекты и одновременно наблюдает за развитием эксперимента. Если объекты регистрируются не в каждый момент того, запредельного для нас мира, тогда время в нашем мироздании протекает медленнее, но все равно параллельно мирозданию Создателя. А может, Создатель ничего не регистрирует, а просто следит за нашим поведением, подобно тому, как экспериментатор ежедневно наблюдает за колбочкой с питательным раствором, в которой высажены интересные микроорганизмы: как микроорганизмы размножаются и чего еще начудили?

К несчастью, вывести из объектности существование времени в мире нашего Создателя логически невозможно – невозможно, и все тут. Создатель со всеми своими аксессуарами остается для экаунтологии понятием несомненным, вместе с тем трансцендентным, а экаунтологам остается довольствоваться тем, что они имеют: направлением движения от прошлого к будущему. Временнáя шкала в экаунтологической модели мироздания появляется, но на ней не отмечен настоящий момент – точка, в которой мы в текущий момент, вот сейчас, именно сейчас существуем, – и не объяснено, по какой причине эта значащая точка по временнóй шкале перемещается. Нет на шкале времени никакой движущейся зарубки и не ясно, как такая зарубка может существовать.

Представьте себе информационную систему – базу данных, обыкновенную таблицу, – и попробуйте сообразить, каким образом в ней возможно зафиксировать текущий момент. Имеются записи – как обычно, идущие сверху вниз и обозначенные порядковыми номерами, – но как обозначить, что текущий момент перемещается сверху вниз: сейчас 10 часов 00 минут, а немного погодя 10 часов 01 минута, и т.д. Некоторые из атрибутов могут иметь формат даты, но какая из дат текущая? Придется либо каким-то специальным образом помечать записи, причем сейчас помечать одну запись, потом другую, затем третью, и т.д., что само по себе предполагает понятие времени, либо, схожим образом, привязать текущий момент времени к информации, поступающей извне, как собственно в компьютерных системах и устроено. Текущий момент определяется исходя из показаний счетчика времени, находящегося извне информационной системы! Нам никакой из предложенных способов не подходит: специальная пометка – поскольку ни органы наших чувств, ни даже мышление не дают представление об ощущении или мысли «текущего момента»: текущий момент человек не воспринимает, а попросту существует в нем, нимало о том не задумываясь. Что же касается подсказки извне, это не объяснение, а отговорка, ведь вмешательством высших сил может быть объяснено все что угодно.

Остается признать, что зарубки, отмечающие настоящий момент на шкале времени, тем самым отделяющие прошлое от будущего, отсутствуют. Знаете, к какой фантастической мысли это приводит? К той, что человек существует одновременно во все моменты своей жизни: в каждый из своих прошлых, настоящих и будущих моментов. Нет, а как вы хотите? Если настоящего момента нет, нет и прошлого с будущим: все деления на временнóй шкале равноправны, а поскольку мои – ваши, вероятно, тоже – обыденные ощущения свидетельствуют, что я существую все-таки в настоящий момент, значит, я одновременно существую и в любой из прошлых или будущих моментов. Чему это противоречит, собственно? Обывательскому представлению о том, что мы, словно автобус с задремавшими пассажирами, равномерно движемся по временнóй шкале? Чем эта не подтвержденная наукой гипотеза лучше и основательней той, от которой я предлагаю отталкиваться: что мы существуем в любое мгновение? Ничем, по-моему. Итак, мы со всеми остальными объектами мироздания существуем в каждый из моментов на временнóй шкале – можно сказать, одновременно. По крайней мере, это согласуется с отсутствием зарубок на шкале времени, хотя не объясняет, почему мы воспринимаем себя не в бесчисленном множестве временных ипостасей, а в единственном числе – пребывающими в настоящем моменте. На этот счет объяснение у меня найдется.

Каким образом человек способен воспринять и воспринимает себя – не окружающий мир и даже не собственное тело, а именно что собственное я? При помощи мышления. Собственное «я» – это идентификатор субъекта, необходимый в информационной системе мироздания в силу известных нам причин. Когда мысль кузнечиком запрыгивает на идентификатор субъекта, человек не сомневается: вот оно, мое собственное я – то самое, которое я так хорошо понимаю и разделяю. Одна мысль – один идентификатор субъекта, обратите внимание. Для одного субъекта идентификатор всегда один, однако в каждой регистрирующей объект записи имеется свой идентификатор субъекта: по крайней мере, нормальный земной программист именно так организовал бы базу данных, и у меня нет никаких оснований полагать, что Создатель нашего мироздания поступил иначе. Я хочу сказать, что ощущение настоящего момента человеку дает мышление, направленное на идентификатор субъекта, принадлежащий конкретной записи. Ранее мы говорили, что человеческая мысль не бесконечна и не существует сама по себе. Она – производная от зарегистрированных в мироздании информационных элементов и обладает некоторой длительностью, в том смысле что способна совершать не бесконечное количество скачков от одного элемента к другому. Это означает, что мысль способна охватывать некоторое число записей в таблице мироздания, никак не все. Не мысль ли в таком случае является той самой зарубкой, которой отмечается настоящий момент на временнóй шкале? Похоже, что так.

Сформулирую еще раз. В информационной системе мироздания имеется баснословное число записей, и все они равноправны: никакая из них изначально не принадлежит прошлому, настоящему или будущему. Узнать, завершена ли система, то есть впадает ли ее последний объект в нулевой, сказать невозможно – познание этого находится за гранью человеческих возможностей. По этим причинам можно утверждать, что люди существуют одновременно во все моменты времени: лишь соотнесенность мысли с идентификатором субъекта позволяет человеку ощущать свою принадлежность одному из мгновений. Я, вспомнив, что опаздываю, в волнении смотрю на часы – тем самым существую в текущее мгновение. Посмотрев в следующий раз и отметив уже иное положение стрелки часов, я существую в иное – почему-то снова текущее, – мгновение, и т.д. За счет чего мгновение сместилось по шкале времени слева направо? Только за счет мысли. Не будь мысли, ни о каком существовании в текущий момент времени говорить не пришлось бы. Ну что такое текущий момент – наше трепетное настоящее? Вы просыпаетесь от головной боли поутру, оглядываете знакомую комнату и не в силах сообразить, какое сегодня число. А может быть, месяц? Или год? Но по мере того, как вспоминаются события вчерашнего бурного вечера, сомнения относительно текущей даты проясняются. Нет, настоящий момент времени точно связан с мышлением, чтобы там ни говорили.

Существует соблазн отнести зарубку на временнóй шкале к функции мышления: якобы недостающая в нашей гипотезе зарубка и есть мысль. Это перевод проблемы в другую плоскость, ничего не решающий. Мышление, как мы помним – та же база данных, хотя в отношении к объектной базе вторичная, регистрирующая ссылки между информационными элементами первой базы. Либо в базе мышления зарегистрирован один информационный элемент – одна мысль, указывающая на текущий момент времени, либо, если мыслей зарегистрировано множество, становится непонятным, какая из них и каким образом указывает на текущий момент в основной объектной базе. Проблема возвращается.

Приходится признать, что человек существует одновременно в каждый момент времени. Осознать момент времени возможно лишь направив мысль на собственное «я»: в этом случае запись, которой принадлежит идентификатор субъекта, окажется разделителем между прошлым и будущим – нашим настоящим. Единственность настоящего момента определяется тем, что мысль единственная. Во многом человек живет собственным мышлением и в собственном мышлении, с этим приходится считаться.

Я предупреждал, что это сложный вопрос – о разграничении временнóй шкалы на прошлое, настоящее и будущее.

24. Что такое движение?

Попробую объяснить, что такое движение с точки зрения экаунтологии.

Что такое движение с житейской точки зрения, ясно всем. Вот предмет, ты переставляешь его, и предмет послушно передвигается в новую пространственную координату – движется. Но как трактовать эффект движения, посчитав мироздание информационной системой – применительно к экаунтологии?! Вопрос. Хотя можно догадаться, что движение имеет составной характер, состоит из нескольких параллельно действующих эффектов.

Первый из этих, составляющих движение эффектов – существование объектов не в статическом, а динамическом состоянии.

Когда регистрируются объекты? При дифференциации или интеграции, естественно, однако дифференциация и интеграция объектов суть происходящие с ними изменения. Если даже зарегистрировать объект, с которым вроде бы ничего не происходит, объект сам по себе, акт регистрации неумолимо зафиксирует произошедшее с объектом изменение: объект либо дифференцирует, либо интегрирует. Акт регистрации и есть изменение объекта, а раз так, мы как субъекты информационного мироздания способны воспринимать лишь изменяющиеся, находящиеся в динамическом состоянии объекты. Стоит ли удивляться движению: тому, что объекты вокруг нас вечно изменяются, находятся в постоянном движении?!

В приведенном примере я намеренно сблизил понятия изменения и движения, сделал их синонимичными, однако можно трактовать так, что изменение и движение разные, хотя близкие по смыслу категории. Первого частного эффекта для обоснования общего эффекта движения недостаточно, поэтому перейду к пункту второму доказательств.

Приняв мироздание за титаническую базу данных, мы тем самым признали, что окружающий мир составляется как бы из отдельных кадров, по принципу кинематографа. Иное невозможно, поскольку таблица предполагает не непрерывное отображение объекта, а именно что дискретное, посредством отдельных записей. Последовательность отдельных записей, объединяемых на глубину доступного человеку ассоциативного ряда – то есть способности мышления делать определенное число скачков с одного информационного элемента на другой, – обусловливает движение.

Вот летит птица. Через мгновение она оказывается в другой пространственной точке. Человеческое мышление живо восполняет недостающую картину, в результате чего полет птицы оказывается не прерванным. На возражение, что движущуюся картинку можно наблюдать, не отрывая от нее взгляда, отвечу так. Даже пристально наблюдаемый полет птицы не есть динамически развивающееся явление, каким представляется, а отрывочная последовательность абсолютно разных объектов – крыла птицы, изгиба ее шеи, куска неба и других подобных, – прессуемых в единое впечатление при помощи ранее усвоенных понятий. Человек не в состоянии сфокусировать взгляд на целой составной картинке, а лишь на однородном объекте: взгляд его бегает, а внимание рассредоточивается, поэтому он наблюдает окружающий мир не целиком, а отдельными кадрами, остальную же – цельную – картинку дорисовывает его мышление. Можно сказать, что движение – это остаточное мышление, повисшее на объекте.

Вспомним, чем определяется пространственное положение объекта. Тремя идентификаторами: регистрируемого объекта, предшествующего объекта и субъекта. При изменении любого из названных идентификаторов изменяется пространственное положение объекта. А теперь сообразите, в связи с чем указанные идентификаторы вносятся в соответствующую запись информационной системы мироздания. В связи с регистрацией объекта, конечно. Но это означает, что движение зависит от дифференциации и интеграции, причем не обязательно регистрируемого объекта, а любого другого. Мысль кузнечиком прыгает по информационным элементам нескольких записей, и преобразование любого из засвеченных объектов в другой приводит к мысленному изменению других объектов, связанных с изменившимся возникающим между ними отношением. Известное философское утверждение о том, что изменение хотя бы одного элемента информационной системы приводит к изменению всех, весьма неглупо: остальные объекты не меняют своих свойств, но то, что отношения в информационной системе меняются соответственно – безусловно. Информационная система становится иной, чем прежде, и данное изменение может выглядеть со стороны человека мыслящего как перемещение одних объектов в направлении других.

Пункт второй доказательств – принцип кинематографа, но и он не объясняет движения полностью. Передо мной на столе лежит карандаш. Я беру и передвигаю его, что изменилось? Карандаш как был целым, так и остался, не претерпели изменений и окружающие его предметы: видимые изменения отсутствуют, а движение налицо! Откуда взялось движение? Необходим третий пункт доказательств, и этот пункт самый невероятный из всех, хотя тоже связанный с дифференциацией и интеграцией объектов.

Скажите, какие объекты пространственно близки? Если вы затрудняетесь, я отвечу: те, которые только что дифференцировали. Если разрезать яблоко напополам, очевидно, что разрезанные половинки – до тех пор, пока мы не переместим их в другое место, – будут пространственно близки, с житейской точки зрения сохранят свое пространственное положение. Близкое пространственное положение двух половинок яблока определяется тем, что они недавно дифференцировали. Аналогичным образом интегрировать могут лишь пространственно сблизившиеся объекты. Нельзя представить, чтобы в один объект – вещь материального мира – интегрировали объекты, расположенные поодаль: объект – это всегда нечто пространственно единое, слитое в одно. Приняв позицию экаунтологии, придется уточнить: пространственная слитость – не причина, а следствие дифференциации и интеграции. Объекты не потому пространственно близки, что недавно дифференцировали или вскорости интегрируют, а – объекты недавно дифференцировали или вскорости интегрируют, потому пространственно близки.

Если представить информационную систему мироздания завершенной – как, в принципе, и следует поступать исходя из общего экаунтологического подхода к проблеме, – получим обещанную невероятную картину, при которой объекты передвигаются не благодаря изменению собственных свойств, а благодаря изменению свойств других объектов, причем не только настоящих, но и будущих! Мы разрезали яблоко на две части, поэтому половины пространственно слиты. До поры до времени. Едва мы надумаем сварить из одной половинки яблока варенье, для чего отнесем яблочную половинку поближе к плите, свойства некоторых объектов изменятся: не свойства половинки яблока, которые останутся неизменными, а свойства… ну скажем, человека, который займется переноской. После чего появится возможность кинуть половинку яблока в кастрюлю с сахарным сиропом, для приготовления яблочного варенья.

Для подготовки к приготовлению яблочного варенья нам не пришлось изменять свойства половинки яблока, пришлось изменять характеристики совсем других объектов, в результате чего изменилось пространственное положение половинки яблока. Это ли не чудо?

Представив мироздание в виде сплошной объектной сетки, на узлах которой объекты дифференцируют и интегрируют, получим хотя бы потенциальную, воображаемую возможность проследить за объектами – их пространственными перемещениями, которые, как выясняется, представляют собой следствие свершившейся дифференциации либо потенциальную возможность объекта быть интегрированным с другим объектом. В соответствии с третьим пунктом нашего доказательства объекты никуда не передвигаются: они лишь дифференцируют или интегрируют, что и определяет их так называемое пространственное положение.

Когда возможна дифференциация объекта и какой объект с каким объектом способен интегрировать, вопрос к Создателю нашего мироздания, установившему в мироздании природные законы, а не ко мне, беспомощному и растерянному от великолепия окружающего мира экаунтологу. Мне стоило немалого труда сформулировать даже те скромные и отрывочные суждения, с которыми вы ознакомились в настоящей статье.

25. О человеческой речи

О мышлении мы говорили, а как быть с речью, представляющей собой его усложненный вариант – если так можно выразиться, коллективное мышление?

Выскажу некоторые соображения, но прежде условимся понимать под речью любые значащие символы, будь то звуковые, письменные или иные, выражаемые хотя бы в подмигивании, танце или любых других символических действиях. Действие символов, независимо от характера их воплощения, одинаково, поэтому, забыв о характере воплощения, сразу приступлю к анализу их – символов, становящихся речью разумного существа, – содержания. Что они такое, в самом деле?

Сначала самые общие соображения. Их два:

1) мышление возможно без речи;

2) речь используется для коммуникации между субъектами. Без речи общение между субъектами невозможно.

И первое, и второе общеизвестно. Человек способен мыслить без всякой речи: он мыслит грудным младенцем, способным издавать лишь писк и плач, мыслит и повзрослев – не прибегая к речи, которой теперь обучился. Для того, чтобы мыслить, проговаривать слова – что, собственно, и является речью в ее традиционном понимании, – вовсе не обязательно, без проговаривания, вслух или про себя, можно прекрасно обойтись.

Вспоминаю, как в юности обучался методике скорочтения. Как выяснилось, основной прием скорочтения – не проговаривать про себя читаемый текст, вследствие чего скорость чтения увеличивается в десятки раз. При некоторой тренированности это становится совсем не сложным.

Да нет, чего там доказывать, когда каждому ясно: человек мыслит, не прибегая к словам… хотя способен, конечно, и на обратное – мыслить при помощи слов. Хорошо, если для их произнесения требуется лишь поворочать языком или мыслями – хотя не знаю, что ворочается при мысленном произнесении слов, – а представьте, каково было бы мыслить, когда бы человеческую речь составляли не определенные звуки, а определенные телодвижения. Положим, отсталое дикарское племя способно общаться исключительно при помощи танца, передавая мысли теми или иными танцевальными пассами. Представьте себе мышление члена этого племени, вынужденного мыслить в танце, пускай воображаемом – в том смысле, что самому представителю племени не обязательно дергать руками и ногами, но обязательно представлять это дерганье в своем воображении. Представили?.. По счастью, мышление не привязано к речи, поэтому отсталый дикарь – даже при том вольном допущении, что его племя общается исключительно посредством танца, – может мыслить спокойно, не мельтеша перед своим воображением телесными членами.

Но – без но здесь никак не обойдешься, – если субъект желает донести свою мысль до другого субъекта, он вынужден прибегать к помощи речи. Слов, которые не произнесены вслух, никто не услышит – точно так же никто не увидит красноречивого танца, если он протанцован лишь в твоем воображении, – поэтому использование речи есть непременное условие коммуникации. Имеющие значение звуки должны быть произнесены вслух, а имеющие значения телодвижения осуществлены в материальном мире, а не в человеческом воображении – тогда, но не раньше этого момента, межсубъектная коммуникация становится достижимой.

Принцип действия этой коммуникации вполне понятен.

Принцип действия заключается в следующем. Имеется человеческая мысль, перескакивающая с одного значения информационной системы на другое значение отведенное ей число раз. Пока мысль не воплощена в человеческой речи, то есть в каких-нибудь материальных символах, она обречена пребывать внутри головы субъекта – его субъектной вселенной – и не может замкнуться на идентификаторе другого субъекта, с тем чтобы между субъектами возникло взаимопонимание. Понимание одним субъектом другого – это мысль, в которой задействованы идентификаторы двух субъектов. С этой стороны ясно: пока субъект мыслит втихомолку, взаимопонимания между субъектами не достичь, ведь все объекты, на которые способно перепрыгнуть мышление, помечены идентификатором единственного субъекта – того, который мыслит. Но едва мысль запрыгивает в другую субъектную вселенную, как взаимопонимание налаживается: между субъектами становится возможным пока односторонний, а при ответной воплощенной в символе мысли обоюдный контакт, коммуникация.

Для коммуникации нужны символы – объекты материального мира, несущие помимо обычных функций дополнительную нагрузку: обозначать нечто, чем они не являются. Буквы, составляющие слово карандаш, и звуки, возникающие при произнесении данного слова, ничем не напоминают карандаш, являющийся объектом материального мира, однако стабильно отсылают наше мышление к карандашу, и ничему иному – тем, что натолкнувшаяся на символ мысль изменяет свое направление в соответствии со значением символа, а не его материальной сущностью. Одно дело, когда мысль наталкивается на бессмыслицу вроде роповалри и не может вильнуть далее в заданном направлении, и совсем иное – буквенная комбинация, имеющая строгое фиксированное содержание: то, что в экаунтологии именуется символом.

Сказанное тривиально и не стоило упоминания, если бы не загадочный прыжок мысли с одной субъектной вселенной в другую.

Загадка в следующем. Мысль может перепрыгнуть из одной субъектной вселенной в другую только по идентичным значениям, следовательно, для совершения прыжка необходимы одинаковые значения, принадлежащие разным субъектным вселенным, в противном случае никакого прыжка не состоится. Но зачем тогда нужны какие-то символы, вот что удивительно?! Если в разных субъектных вселенных допускается использование одинаковых идентификаторов объектов, почему в таком случае мысль – напрямую, без каких бы то ни было символов, – не в состоянии перепрыгнуть в другую субъектную вселенную и там заскочить на идентификатор субъекта? В этом случае для общения не потребовалось бы никаких символов: люди отлично понимали бы друг друга посредством телепатии, и необходимость в словесном выражении своих мыслей отпала. А если в разных субъектных вселенных не используются одинаковые идентификаторы, каким тогда образом, скажите на милость, какой-то там символ – представляющий собой, по сути, обыкновенный объект окружающего мира или его отдельное свойство, – перекидывает между субъектными вселенными мостик? Никакого мостика в таком случае быть не может, и межсубъектное общение – с речью ли или без нее, – становится принципиально невозможным.

Исчерпывающего ответа на этот непростой вопрос у меня нет, но есть интуитивное предположение, состоящее в том, что мышление осуществляет свои прыжки не по объектам и их свойствам, а по отношениям между названными элементами.

Данная трактовка позволяет добиться какой-никакой согласованности:

1) в разных субъектных вселенных используются одинаковые идентификаторы, поэтому субъекты живут в одном мироздании, хотя и воспринимают его по-разному;

2) поскольку мысль перемещается по отношениям, а не объектам и их свойствам, она не способна перескочить в другую субъектную вселенную самостоятельно, в результате чего люди не в состоянии общаться без помощи речи;

3) придание символам общепонятного содержания заключается в том, что символу придается установленное. Отношения бинарны, они определяются совпадением значений либо их несовпадением и представляют собой не информационное содержание субъектных вселенных, а законы, по которым вселенные существуют. Следовательно, если символ выражает для субъектов идентичное отношение, то и восприниматься он будет субъектами одинаково. Отсюда уже тпрямая дорожка к полноценному межсубъектному общению.

Слово карандаш обозначает не конкретно этот карандаш, а сложные отношения между объектами и их свойствами – нечто такое, что в обыденном понимании является карандашом. Согласитесь, при желании для карандаша можно придумать какие-нибудь характеристики, в результате которых карандаш сначала немного видоизменится, затем начнет терять и постепенно полностью утеряет свою карандашную сущность. То есть реальный карандаш – это одно, а слово карандаш несколько другое: реальный карандаш – это объект, вещь нашего мироздания, а слово – лишь обозначение некоторых отношений, которыми субъекты договорились обозначать вещи. Точно такого реального карандаша в иной субъектной вселенной быть не может, во всяком случае это маловероятно, а наличие аналогичных отношений между объектами – весьма вероятно и даже неопровержимо, так как человеческий опыт свидетельствует о наличии между людьми коммуникации.

Рождаясь, человек начинает устанавливать отношения между вещами, тем познавать мир. Вскоре некоторые вещи становятся для него символами. Каким образом становятся? Самым обычным и естественным образом: посредством многократного повторения отношений. Если на какой-либо предмет долго тыкать пальцем и повторять одно и то же, повторяемое слово начнет ассоциироваться с предметом, на которой указано – так происходит обучения иностранным языкам, и родному языку тоже. Предмет, начавший обозначать идентичное отношение для разных субъектных вселенных, становится символом, внятным для всех посвященных в его значение субъектов. Теперь мысль может быть транслирована от одного субъекта к другому: благодаря тому, что мироздание одно на всех, мысль субъекта добирается до символа и перескакивает в другую субъектную вселенную.

Господи, сколько умных и одновременно глупых слов требуется для констатации того простого факта, что люди способны понимать друг друга!

26. Мышление безлично?

Возможности коммуникации между людьми рассмотрены, остановимся теперь на сопутствующем вопросе, касающемся мышления.

Если вы не забыли предыдущую беседу, мышление – это цепочка ссылок установленной длины, перемещающихся с одного значения или отношения на другое. С какого значения или отношения на какое, интересно знать? Не с любого ли на любое?

Прикинув имеющиеся возможности, приходим к выводу, что имеются две характеристики мышления, которыми стоит заняться:

1) задействованность мышления в одной или нескольких субъектных вселенных. Данному вопросу была посвящена предыдущая статья: мысль, обреченная на существование в одной субъектной вселенной, не позволяет осуществлять коммуникацию между людьми, и напротив, мысль, вышедшая за рамки субъектной вселенной, превращается в речь;

2) участие в мысли идентификатора субъекта, а возможно, и нескольких идентификаторов субъекта. Согласно нашей договоренности, человеческая речь означает участие в одной мысли сразу нескольких идентификаторов субъекта, но кому в таком случае она принадлежит: тому ли, кто говорит, или тому, кто слушает?

Речь пойдет ни много, ни мало о безличности мышления.

В самом деле, если одна мысль охватывает сразу несколько идентификаторов субъекта, не значит ли это, что она в равной степени принадлежит обоим субъектам? Можно пойти дальше, поставить вопрос шире: существуют ли такие мысли, которые не принадлежат ни одному субъекту? Почему бы нет? Если мысль способна принадлежать одному или нескольким субъектам, тогда, возможно, она способна и никому не принадлежать: витать в собственном бессубъектном пространстве – так сказать, в свободном парении, – и радоваться наступившей вольной жизни, как вылетевшая из клетки пташка. При этом мысли никто не мешает перебираться из одной субъектной вселенной в другую: если она осуществляет переход, принадлежа какому-либо субъекту или субъектам, отчего бы не сделать это по собственной инициативе? Мысли в таком случае оказываются чем-то вроде порхающих по веткам разноцветных птичек, за которыми гоняются с сачками седовласые ученые. Поймав ту или другую пичугу, такой седовласый ученый рассматривает ее сквозь пенсне и огорченно вздыхает:

– Нет, эта мысль далеко не нова, ее однажды уже высказывал профессор Имярек в научном журнале… дай Бог памяти…»

Но если пойманная мысль оказывается оригинальной – такой, которой до седовласого ученого никому не удавалось уловить, счастливчик приобщает ее к своей коллекции и бежит хвастаться таким же седовласым и седобородым товарищам по науке.

Не исключено, что так оно и есть в действительности.

Что мы знаем о мысли, в конце концов?! То что она – прыжок с одного значения или отношения на другое и имеет определенную, в смысле не бесконечную, длину. Но откуда мысль берет начало, обязательно с идентификатора субъекта или с любого произвольного значения? Впрочем, это не существенно, ведь произвольное значение всегда принадлежит какой-то записи, у которой имеется идентификатор субъекта. С этой стороны любая мысль принадлежит первоначально какому-либо субъекту, хотя не каждый субъект осознает принадлежность данной мысли себе.

В этой связи любопытно посоображать, имеются ли мысли, а если имеются, то какие, у безличного субъекта – окружающей нас природы? Если мысль не обязательно берет начало от идентификатора субъекта, значит, мыслить способна и не обладающая идентификатором субъекта безличная среда, вот я и интересуюсь, какие у этой безличной среды могут быть индивидуальные мысли.

Если мысль способна перепрыгивать из одной субъектной вселенной в другую – а то, что она способна, сомневаться не приходится, в противном случае вы были бы не в состоянии понимать сочиненный мной текст, – тогда мысль способна перепрыгивать из одной субъектной вселенной в другую, в некотором смысле слова независимо от человеческой воли. Символ оказывается не результатом договоренности между людьми, а обыкновенным используемым людьми отношением. Не люди договорились, что буквенное начертание доктор будет означать эскулапа, а люди так часто тыкали пальцем в эскулапа, повторяя доктор, доктор, что отношение само приобрело в мироздании устойчивый характер – так сказать, самозафиксировалось и начало собственное существование, – в результате чего мысли приобрели способность перепрыгивать по данному устойчивому отношению из одной субъектной вселенной в другую. В этом случае надпись на абсолютно незнакомом для нас языке – не просто узор, а полноценный символ, ничуть не менее реальный, чем символы, свободно расшифровываемые нами и используемые в обыденной жизни. Все бы ничего, но окружающая действительность приобретает тогда символический характер. Кто поручится, что очертания материков, или движения небесных светил, или звездное небо не являются символами, хотя и не поддающимися расшифровке слабым человеческим умишком?

Если мышление – специфически организованная локальная в глобальной информационной системе мироздания база данных, почему бы ее записям не обладать особыми свойствами? При регистрации объектов материального мира – вещей – обозначение записи идентификатором субъекта необходимо, данный вопрос рассматривался ранее, но того же нельзя заключить о регистрации мыслей. Получается, что утверждение о безличности человеческого мышления не только притягательно, но у него имеется весомая научная составляющая. За удачными мыслями стоит гоняться подобно седовласому ученому с сачком для ловли пичужек.

Полагаю, меньше всего утверждению о безличности мышления удивится писатели. Им-то отлично известно, что новая мысль – предощущение какой-то значительной, вместе с теми абсолютно конкретной идеи – накрывает все человечество мигом, как колпаком, словно данную мысль кто-то впрыскивает в земную атмосферу. Все человечество поводит носом и волнуется, но конечно, облечь предощущение в четкие научные, литературные или иные формулировки удается людям, обладающим повышенной мозговой чувствительностью. Этих людей с повышенной чувствительностью называют впоследствии учеными, изобретателями, писателями, композиторами или художниками.

27. Речь как способ вранья

У просто мышления – так сказать, внутреннего, – имеется немаловажное отличие от мышления с использованием символов, то есть человеческой речи: последняя позволяет врать.

Как работает мышление? Я объяснял, как: посредством прыжков с одного значения или отношения на другое. Сбои – прыжки по запрещенным правилам, не в соответствии с указаниями Создателя, – при этом невозможны, то есть при нормальном функционировании мозга их незачем предполагать: это процесс чисто физиологический, а для экаунтологии – информационный.

А как работает человеческая речь? Мысль прыгает по символам, значения которых, как предполагается по умолчанию, устанавливаются людьми, исходя из присущей им свободы воли. Это означает, что, устанавливая для символа те или иные значения, люди направляют мысль в том или ином направлении, по сути манипулируют мыслями за счет придания символам того или иного содержательного оттенка, вроде того как художник может нарисовать доброго индейца, а может злого, с перекошенным выражением лица. Если на всех картинках индейцы будут с перекошенным выражением лица, рано или поздно индейцы начнут отождествляться с дегенератами – произойдет придание символу смыслового оттенка, которого в действительности, быть может, и нет.

Из сказанного следует, что врать возможно лишь посредством речи, но никак не «внутреннего» мышления. «Внутреннее» мышление, если не оперирует символами, не врет никогда, в то время как человеческая речь слишком часто оказывается лукавой или лживой. Желая выяснить истину, человек мыслит внутренне, а желая одурманить себя, произносит слова, желательно чужие, вслух и сообща. Отсюда вывод: речью надо пользоваться пореже – или подвергнуть лексикон пристрастному анализу, с тем чтобы искоренить из него термины с искаженным смыслом, не соответствующие окружающей нас реальности.

28. О количестве

Рядовой вопрос для экаунтологии.

Поскольку каждый объект регистрируется в индивидуальном порядке, никаким количеством он не обладает. Вложенностью и вещественностью – да, может обладать, но только не количеством. Куча кирпичей для экаунтологии – совокупность отдельных объектов либо единый объект, состоящий из некоторых частей, только не куча кирпичей в количестве 300 штук или весом 1 тонну.

Что же такое количество, с заявленной номиналистской позиции? Абстракция, как и все нематериальное в нашем подлунном мире – говоря языком экаунтологии, отношение, характеризующее число выбранных элементов информационной системы. К примеру, из нескольких разноцветных объектов выбраны объекты только зеленого цвета: 2 зеленых объекта – это и есть количество, безусловное отношение между объектами мироздания, в данном случае установленное по критерию совпадения их свойств.

Вопросик-то несложен, но сложно при этом не заметить специфики, делающей его не таким уж и рядовым, каким он поначалу кажется. Отношения между объектами и их признаками бинарны: они всегда либо да, либо нет, третьего здесь не дано – но откуда в таком случае берется число, вообще числовой ряд? Как можно догадаться, из той же бинарности, обозначающей число циклов сравнений. Этим результат выборки числового формата в корне отличается от прочих результатов, представляющих собой отношение нечислового формата.

Возможность получить в качестве отношения число косвенно свидетельствует о том, что число имманентно объектности. Объект – это всегда единица, и если другой объект тоже представляет собой единицу, то отношение, на одном крае которого находятся оба объекта, дает двойку, а через нее тем же порядком – весь числовой ряд.

Все-таки мы принадлежим нашему информационному мирозданию со всеми потрохами: определить количество как-то иначе, чем число – как ни старайся, хоть головой о стену бейся, – не удается!

29. О массе

Уточним понятие массы.

С числовыми показателями в информационном мироздании обстоит туго, поскольку все эти показатели должны либо выводиться непосредственно из объектности, либо представлять собой отношения между объектами, устанавливаемые Создателем в виде законов природы. Помните, что я говорил о времени, которое определяется циклическим движением небесных светил и ничем больше? Приблизительно то же можно сказать о массе объектов, с одной стороны, являющейся базовым измерителем для объектов привычного нам окружающего мира, а с другой стороны – физической величиной, навязанной человечеству несколько произвольно, подобно тому как бессовестная продавщица навязывает покупателю устаревший товар.

Ну что такое масса, в самом деле?! Для физиков… Хотя какой нормальный человек разберет, что думают о массе представители физической науки?! Если верить общедоступным источникам, излагающим понятие в научно-популярной и наверняка неточной манере, имеется несколько концепций массы, первоначальная из которых определяла массу как количество вещества в объекте. Насколько я понимаю, этим утверждением древние физики предполагали существование элементарных частиц, число которых в измеряемом объекте и определяло его массу. Экаунтология, оперирующая понятиями дифференциации и интеграции, пропагандирует несколько иной, хотя родственный в основных чертах научный подход. С ее точки зрения, неправомерно говорить, что каждый объект действительно состоит из элементарных частиц: нет, каждый объект способен дифференцировать на более мелкие части, однако возможности дифференциации не бесконечны. Существует искусственно – в том смысле, что его могло и не быть – установленный предел дифференциации, за которым возможности разделения объектов исчерпываются. Кем такой предел установлен, напоминать не нужно: разумеется, Создателем, который только и определяет последовательность происходящих с объектами нашего мироздания пертурбаций. Таким образом масса объектов в самом деле определяется числом элементарных объектов в информационной системе – только не обязательно реально существующих объектов (хотя и такое представимо), а потенциально возможных. Если объект может быть поделен на 100 частей, его масса составляет 100 единиц, каждая из которых есть числовое выражение одного элементарного объекта.

Удивительно, однако, не это, а то, каким образом и с какой стати данная потенциальная величина находит проявление в окружающей нас реальности. Отчего, в самом деле, масса объекта – как мы договорились, способность объекта разделяться на определенное количество частей, – так сильно и безоговорочно сказывается на нашей повседневности? Взаимодействие с объектами разной массы имеет для нас разные последствия: если встреченную на нашем пути пушинку мы не замечаем, еловую ветку легко отодвигаем рукой, то взаимодействие со свалившимся на голову бревном заканчивается для нее плачевно. А почему, собственно? Что нам с того, что пушинку – конечно, если наши предыдущие рассуждения верны, – мы можем поделить на n-ое количество частей, а бревно на 1000000n-ое?!

Понятно, что в случае с бревном, так некстати свалившимся на нашу голову, мы страдаем случайно, ввиду действия природных законов, единых и бесстрастных в своих проявлениях ко всем объектам информационного мироздания? Но зачем Создателю это понадобилось, вот в чем вопрос?! Допустим, один объект возможно разделить на 10 частей, а другой на 20 частей – хорошо, принимаем к сведению и не имеем возражений. Но с какого будуна названные объекты, будучи положены на весы, уравновешиваются лишь в том случае, если на левую чашечку положить два первых объекта, а на правую – один второй? То, что первые объекты вдвое легче второго и именно поэтому уравновешивают чашечки – это следствие данного природного феномена, того, что мы знаем об упомянутом феномене и потому полагаем первые объекты более легкими, чем второй, вовсе не причина.

Видимой онтологической причины того, что чашечки весов уравновешиваются, если на них положить объекты, которые потенциально возможно разделить на равное число частей, нет никакой – когда начинаешь задумываться, то приходишь к такому выводу. Тем не менее чашечки уравновешиваются, что свидетельствует: так имеет место быть. Записи в информационной таблице мироздания следуют одна за другой таким образом, что позволяют посредством взвешивания сравнивать объекты на предмет их потенциальной делимости. Только не говорите, что это случайно. Экаунтология исходит из неслучайности и рациональности устройства мироздания: в мироздании нет ничего случайного, а есть неизбежное и частично трансцендентное – но иногда и вполне познаваемое, конечно. В этой связи не вправе ли мы предположить, что такой замечательный механический прибор как весы даден человечеству для вполне конкретной цели – измерения степени потенциальной делимости объектов? Именно так и не иначе: делимость объектов была намеренно ограничена Создателем нашего мироздания, по каким-то причинам данный онтологический факт потребовалось довести до сведения человечества, для чего законы природы были организованы таким образом, что сравнительная делимость нашла наглядное выражение в отношениях между объектами, в частности положенными на противоположные чашечки весов.

Как размеренные движения небесных светил были организованы для того, чтобы человек изредка посматривал на часы и восклицал:

– Ах, черт, уже пол-девятого! Опаздываю на совещание,

– точно так и колебания стрелки весов были организованы таким образом, чтобы продавщица продуктового магазина, подкрутив потайной винтик внутри, могла регулировать объемы приносимых домой сумок. В информационном мироздании ничего не делается спроста – все с какой-то целью, а с какой, об этом лучше спросить у его Создателя. Если Создатель не сочтет нужным вам ответить, попробуйте догадаться по устройству самого информационного мироздания, частью которого мы с вами являемся.

30. Для чего?

В прошлой беседе мы столкнулись с тем феноменом, что масса находит проявление в обыденной жизни без каких-то достаточных онтологических оснований, как бы по собственному желанию, не вынужденно, просто проявляется – и все, хотя прекрасно могла бы никак себя не проявлять. Осознав данный факт, мы решили отнести его на счет телеологии, то есть признать не онтологическим, а телеологическим.

Это общий подход моей дисциплины к подобным, не имеющим бытийного обоснования эффектам. Часть окружающих нас феноменов имеет онтологическое, выводимое из понятие объектности объяснение: нулевой объект, субъект, свойства объектов и многие другие. Данные феномены – способ нашего существования, вшитый в человека намертво, так что не оторвешь. Попробуйте помыслить не нечто, то есть объект, а что-нибудь вообще, расплывчато-необъектное – я посмеюсь над вашими тщетными попытками. Вместе с тем часть окружающих нас феноменов – например, время, – онтологического объяснения не находит. Небесные светила двигаются определенным циклическим образом, но вполне могли бы двигаться иначе – почему так происходит, внятно объяснить никто не может, во всяком случае я в подобном движении светил никакой связи с аксиоматической для экаунтологии объектностью не усматриваю. Поэтому ставлю вопрос так: если дело обстоит как здесь сказано, если к онтологии это никаким боком не относится, не связано ли «необъяснимо устойчивое» движение светил с целевыми установками Создателя нашего мироздания? Зачем ему это понадобилось?

Рассуждения в телеологическом духе оказываются продуктивными.

Ну что может быть за внутреннее устройство без целевого назначения? Не более чем жалкий пшик, совершенная бессмыслица. Представьте, что в далеком космосе обнаружен механизм инопланетного происхождения. Наши ученые, потирая от нетерпения руки, приступают к его разборке и что обнаруживают? Переплетение каких-нибудь инопланетных проводов, тумблеров и счетчиков. Предположим, вся механическая начинка загадочного прибора описана и запротоколирована, и что дальше? А ничего: пока земным ученым не удастся догадаться о назначении данного прибора – по его механической начинке, или по аналогии с похожим земным механизмом, или как-то иначе, – означенный прибор инопланетного происхождения будет представлять лишь номинальный интерес. Получается, что на первом месте при изучении неизвестного прибора находится не его внутреннее устройство – не как данный прибор сделан и на основе каких принципов действует, – а его назначение, то есть телеологический фактор. Вот когда с назначением прибора будет полная ясность, тогда в спокойной обстановке можно будет посоображать, насколько удачно исходя из имеющихся технологий, потрудились инопланетные инженеры: все ли они сделали рационально, не допустили ли ошибок на стадии проектирования, насколько прибор оказался функциональным для имеющихся в инопланетном мире условий, и т.п.

Телеология – фактор, которым с маниакальной настойчивостью пренебрегает физика. Для физиков главное понять, как мироздание устроено, а все остальное не имеет значения. Это все равно что пытаться разобраться с устройством механизма, не понимая, для чего данный механизм предназначен. Протон крутится вокруг электрона, или электрон крутится вокруг протона, а зачем? Или он не может не крутиться по некоторым имманентным устройству самого мироздания причинам, либо мироздание намеренно устроено таким образом, но в этом случае исследования приобретают выраженный телеологический оттенок: ученые начинают допытываться, каким образом решаемые задачи определили механизм их решения.

Разве не очевидно, что изобретатель любого прибора исходит в своей деятельности из двух последовательно действующих факторов:

1) стоящих перед изобретателем целей;

2) имеющихся у него технологических возможностей.

Нет вопроса, какой из названных факторов, первый или второй, больше влияет на конечный результат. Разумеется, первый! Технологические возможности, которыми располагает изобретатель, сегодня одни, а завтра другие, но цели-то конструирования – исходя из текущего момента, по крайней мере, – всегда одни и те же, статичные, и являющиеся тем лакомым куском, ради которого совершается изобретение! Следовательно, если на конечную конструкцию прибора более влияет его назначение, нежели конкретный способ воплощения, то и изучать в первую очередь необходимо назначение прибора, а уж во вторую – способ воплощения. Но конечно, если назначение исследуемого прибора неизвестно, возможно обратное: на основе его внутреннего устройства догадаться о назначении.

Нет никаких оснований полагать, что при Создатель нашего информационного мироздания действовал в своей изобретательской деятельности иначе, чем любой земной изобретатель при конструировании зажигалки или газонокосилки: на первом месте перед Создателем, как и любым другим изобретателем, стояло достижение цели и лишь на последующем – способы ее воплощения в желаемый результат. По моему мнению и соответственно мнению моей экаунтологии, способом воплощения информационного мироздания в бытие стала объектность. Но многое в устройстве конструируемого мироздания было обусловлено не объектностью, а телеологией – целями, которые Создатель преследовал в своей кропотливой работе. Постигнуть цели, стоящие перед Создателем, значит постигнуть мироздание – окончательно постигнуть, насколько это вообще возможно для разумного существа, являющегося частью познаваемого им окружения. Именно этим, в отличие от физики, которая останавливается на онтологическом устройстве мироздания и знать больше ничего не хочет, занимается экаунтология в следующем разделе после онтологического – экономическом.

Но экономика – это, как пишут в окончании сентиментальных повестей, совсем другая история.