Olga Steb. ШУТКИ КОНСТРУИРУЮТ МИР

Люди - единственный вид живых существ, у которых есть чувство юмора?

До какой степени юмор - продукт социальной коммуникации?

Каковы психологические достоинства юмора?

Как чувство юмора работает?

Какой аспект человеческой природы лучше всего коррелируется с юмором?

Где граница между чувством юмора и дурным вкусом?

Какая карикатура известна как самая первая?

У мужчин и женщин разное чувство юмора?

Изменился ли юмор в наш век политкорректности?

Какие комические тенденции следует ожидать в будущем?

Вы были смешным в детстве?

Какую вашу карикатуру Нью-Йоркер опубликовал первой?

Приглашение к обсуждению

Роберт Манкофф руководит отделом карикатуры в журнале The New Yorker и давно исследует роль юмора в политике, бизнесе и экономике США. В своем интервью сайту Big Think он попытался понять, является ли юмор продуктом социальной коммуникации, как политкорректность изменила понятие смешного и какие комические тенденции стоит ожидать в будущем.

Люди - единственный вид живых существ, у которых есть чувство юмора?

Вообще-то, если рассмотреть всю цепочку млекопитающих, можно обнаружить, что крысы смеются, когда их щекочут. Если вы будете использовать подходящий датчик, который позволит вам услышать издаваемые ими звуки, то вы выясните, что они производят такой стрекочущий, хихикающий звук, который, совершенно очевидно, выражает удовольствие - ведь когда щекочешь крысу, она начинает следовать за вашими руками. Разумеется, только если хорошо щекотать - иначе она может и укусить. Так что такие проявления, как игра и выражение удовольствия в смехе можно обнаружить на начальных этапах развития в цепи эволюции.

Между тем, шимпанзе и прочие приматы совершенно определенно обладают чувством юмора. Им тоже нравится, когда их щекочут, а кроме того, у них есть что-то вроде такой грубой домашней игры, когда они бегают друг за другом. Это походит на проявление агрессии, однако на самом деле они находятся в так называемой фазе игры, которая выглядит у шимпанзе именно таким образом. В это время они очень быстро вдыхают и выдыхают воздух, так что звук получается отличным от привычного для нас ха-ха-ха. В итоге получается интересная комбинация: с виду животные проявляют агрессию, на деле же они веселятся. Это же явление можно наблюдать у наших детей. Дети бегают и играют друг с другом: это похоже на драку, однако на самом деле это не она. Множество животных играет сходным образом. Мы ничего не знаем про смех у собак, но они совершенно определенно зачастую с виду грызутся между собой, а на деле просто так радуются жизни. То же и с мальчиками-подростками, которые подзуживают друг друга этой шуточной ненастоящей агрессией, чтобы повеселиться и показать дружеские чувства друг к другу. Так что мы не единственный вид, у которого есть что-то вроде чувства юмора, некоторая дуальность, при которой нечто, в обычной жизни воспринимаемое как неприятное, становится забавным.

Чего у шимпанзе и горилл, конечно, нет, так это явления, при котором кто-то один веселит группу всех остальных. У них нет языка, поэтому все, что они могут делать - это бегать за другим, или, может, парой других представителей своего рода. Они могут щекотать этого одного или двоих, но никак не группу. Наш юмор получает развитие через язык и может обращаться одновременно к большому количеству людей. В общем-то, в таком обращении к аудитории и состоит моя работа карикатуриста.

До какой степени юмор - продукт социальной коммуникации?

Юмор социален. Так он развивается у людей и у приматов. Думаю, по нему можно проследить нашу эволюцию от древних предков: юмор был способом регулировать эмоции страха и гнева, своего рода удовольствие из боли. Интересно, как наши современники воспринимают шутки - думаю, именно это является отправной точкой в разговоре о социальности юмора. Даже когда мы смеемся над карикатурами или анекдотами - это явление пусть псевдо-, но социальное. Ведь люди, изображенные на карикатуре или описанные в анекдоте - все же именно люди, не какие-нибудь абстрактные объекты. Вот вам и социальность.

Чувство юмора не только рассказывает нам о том, как понимать окружающий нас мир, но и также говорит кое-что о границах понимания. Оно не может быть абсолютно нормальным и должно отличаться от нормы и использовать прием несочетаемого

Если бы я рассматривал вопрос с точки зрения сугубо психологической, я бы назвал это социальным феноменом. В окружении людей мы смеемся в 30 или 40 раз чаще, чем в одиночестве, и, кстати, наедине с собой мы зачастую не смеемся вообще. В одиночестве это действительно случается крайне редко: мы можем оценить чей-то юмор, но вряд ли начнем над ним смеяться в голос. В юморе кроется какое-то несерьезное несоответствие: вроде как что-то пошло не так, но все равно все в порядке. Например, вы сидите за столом во время ужина, и кто-нибудь что-нибудь опрокидывает, или кто-то неправильно произносит слово - все возвращается на свои места, когда вы начинаете смеяться.

Для начала появляется эта эмоция - знаете, мы концентрируемся на смехе и забываем, что есть чувство, предшествующее ему - веселье. Именно это чувство вы испытываете перед тем, как засмеяться, и именно его вам приходится подавлять, когда кто-нибудь, например, пукает в церкви. Веселье важно, и психологические исследования показали, что юмор оказывает целебное действие на человека именно благодаря этой первоначальной эмоции радости. Смех уже вытекает из нее - это выражение эмоции, так что его функция - исключительно социальная, что-то должно послужить поводом к ее появлению. Как в случае с гневом и страхом - должно появиться что-то, с чем мы захотим сразиться или от чего пустимся в бегство. Вначале появляется чувство, а потом следует его выражение. Это выражение свидетельствует: оно социально. Конечно, зачем оно вам иначе, при отсутствии коммуникации?

Каковы психологические достоинства юмора?

Ну, он улучшает дыхание. После яростных приступов смеха наше кровяное давление падает. На уровне мозга он напрямую связан с понятием удовольствия - так же, как еда и секс; это реакция удовольствия. Мы знаем, что нам хорошо, когда мы смеемся. Нам действительно становится хорошо. Это принудительная составляющая. Кроме того, смех часто возникает в ситуациях стресса и снимает его. Я не хочу преувеличивать медицинские достоинства смеха. Но он может также работать как легкий анальгетик. Разумеется, из-за него вы чувствуете себя лучше. С точки зрения долголетия создается впечатление, что люди с хорошим чувством юмора, весельчаки живут чуть-чуть меньше прочих. Они не настолько трезвомысляще смотрят на жизнь, чтобы читать каждую колонку Джейн Броуди о диете и уж тем более следовать ей, поэтому они иногда не дотягивают до 93, а только лишь до 87 - однако отведенное им время они проводят явно веселее.

Как чувство юмора работает?

Оно не только рассказывает нам о том, как понимать окружающий нас мир. Оно также говорит кое-что о границах понимания. Чувство юмора не может быть абсолютно нормальным. Оно должно отличаться от нормы и использовать прием несочетаемого. Несочетаемым, однако, не может быть что угодно. Оно должно быть уместным. Интересная особенность юмора состоит в том, что если в логике что-то может быть A или не A, то в юморе это что-то может быть и A, и не A. Вспомним один известный скетч. Один парень с телефоном смотрит в свой органайзер и говорит:

Нет, четверг уже занят. Как насчет никогда? Никогда вам подходит?

Где здесь несоответствие? Несоответствие состоит в том, что смешно бы не было, если бы он просто сказал:

Я не хочу вас видеть.

Смысл его слов, тем не менее, именно в этом, и он просто хочет быть вежлив. В итоге здесь сосуществуют два выражения, когнитивное взаимодействие которых не открывается публике до конца: содержание сказанного грубо, но внешняя форма подачи - вежлива.

Именно поэтому, создавая рисунок, я не добавил фразу

Никогда вам подходит?

Это продолжает высказывание и сводит в одну фразу понятия, которые обычно не оказываются по соседству друг с другом и по логике никак не могут быть рядом. Фраза не может быть одновременно вежливой и грубой. Однако здесь получается и то, и другое одновременно. Из-за этого тесного взаимодействия рождается веселье. Парадоксы не решаемы, но делаются смешными благодаря внесению в них человеческой эмоциональной составляющей. Ведь это парадокс - нельзя сказать, что это предложение не верно. Однако в самом парадоксе нет ничего смешного. Интересно: предложение не верно, но это верно, но это не верно. Вот так уже смешно. Смешной пример того, о чем я говорю, можно привести из замечательной карикатуры Алекса Грегори для The New Yorker: в нем голливудский босс говорит человеку, стоящему перед ним:

Я не стану тебе врать, Сондерс: сейчас я начну тебе врать - чтоб ты знал.

Если бы главным условием юмора было это ощущение превосходства, мы бы хохотали каждый раз, когда видели бы бездомного или нищего, но ведь это не так. Я думаю, всех смущает то, что в юморе зачастую содержится агрессия, - люди думают, что это его необходимый и привычный компонент

Теперь, что касается несоответствия и допустимого соответствия, которое допустимо, но не до конца с точки зрения логики: я могу сделать необходимое допущение, изменив параметры решета - ну, понимаете, дверь - не дверь, но проход. Давайте возьмем уж совершенно абсурдный пример, когда на вопрос:

Почему на свете существует всего одна Эйфелева башня?

отвечают так:

Потому что она пожирает своих детищ.

Это ведь очень, очень странно. Есть, разумеется, некая параллель. Мы бы поняли, если бы речь шла о животном, которое пожирает своих детенышей - возможно, оно и правда тогда было бы всего одно.

Таким образом, можно говорить о компонентах юмора - на самом деле, на эту тему существуют три основные теории. Есть теория превосходства Гоббса, который, конечно, был приверженцем теории власти, она утверждает, что все дело в ощущении триумфа и собственной неуязвимости по сравнению с чьей-то чужой неполноценностью: смех над каким-нибудь толстым парнем, поскользнувшемся на банановой кожуре. Я бы сказал, что во множестве проявлений юмора и правда присутствует эта составляющая превосходства, но во множестве также ее и нет, и Святой Грааль юмора все же в порядке, несмотря на это.

1 2 3 4

1. Этот парень нехотя говорит вам, детка, что эта книга, которую вы так любите, отвратительна.
2. Писатель? Она ахнула, ее веселые груди вздымались: Боже, я люблю писателей!
3. Я выиграл 279 конкурсов комиксов подряд. Разве я - не Супергерой?
4. Уверен, если вам нрравятся Фолкнер и Хемингуэй, то я вам не нравлюсь.

Если бы главным условием юмора было это ощущение превосходства, мы бы хохотали каждый раз, когда видели бы бездомного или нищего, но ведь это не так. Я думаю, всех смущает то, что в юморе зачастую содержится агрессия, - люди думают, что это его необходимый и привычный компонент. Кроме этого, есть своего рода утешительные теории, разработанные Фрейдом. По ним, мы - скопища желаний, агрессии и сексуальности, а юмор позволяет нам разрешить вечную моральную дилемму, связанную с нашей природой, отвлекая нас шуткой, заменяющей проявления агрессии и сексуальности. Ну, и, в-третьих, существует эта теория несоответствия: она утверждает, что юмор заключается в двусмысленности, которая, при нормальных условиях, не должна бы укладываться в контекст, но была все же как-то в него уложена. Эту двусмысленность можно понять в принципе, но нельзя понять с научной точки зрения. Тем не менее, каким-то образом вы можете проследить, что все составляющие сходятся в общем значении и имеют смысл.

Какой аспект человеческой природы лучше всего коррелируется с юмором?

Я думаю, такое уникальное качество, как амбивалентность, а также то, что мы имеем разные я и разные намерения. Знаете, есть такие максимы Грайса. Я не помню их все, но, в общем и целом, они утверждают, что не следует говорить того, что вы сами считаете неверным. Не говорите слишком многого - будьте кратки, будьте информативны. И это очень хорошая идея, когда дело касается дискурсов в науке. Однако это довольно плохо для полноценного взаимодействия с людьми, потому что при таком подходе мы не знаем, что они думают, а они не знают, что думаем мы.

Юмор же - прекрасный способ применить двусмысленность для того, чтобы опробовать свои идеи - ведь применение языка часто влечет за собой определенное решение. В то же время, часто важно не предпринять что-либо, но просто остаться на месте. Довольно интересно, что юмор против гнева или страха - это обезоруживающий прием. Мы ничего не делаем. Приведу пример того, как язык работает с неоднозначностью из реального разговора с моей женой. Итак, мы ремонтировали дом, а моя жена - человек очень аккуратный. Я же - неряха, поэтому мы решили, что моя студия будет вне дома, и действительно выстроили снаружи очень милое помещение. Однако в доме осталось мое зеленое кресло, старое зеленое кресло. И вот жена как-то говорит мне, мол, у нас теперь такой аккуратный дом, почему бы нам не избавиться от этого твоего мерзкого зеленого кресла? Я ответил на это:

Что ты имеешь в виду? Я люблю это кресло!

Она сказала:

Ну если ты его так любишь, почему бы тебе не забрать его в свою студию?

На что я заявил:

Я не хочу, чтобы этот урод стоял в моей студии!

То есть, этот пример демонстрирует, что у нас на вопрос были противоположные взгляды, но вместо того, чтобы начать бодаться, мы решили: лучше устроить переговоры, пойти на компромисс. Юмор полон парадоксов, так же, как и наши жизни.

Где граница между чувством юмора и дурным вкусом?

Граница - ваша аудитория. Некоторые ее члены сочтут все, вами сказанное, оскорбительным, а некоторые - не сочтут таковым ничего из ваших слов. Правда же состоит в том, что корни юмора лежат именно в том, что зовется дурным вкусом. Если посмотреть на истоки юмора - древнегреческую комедию, следовавшую за трагедией, то она была, знаете ли, очень, очень оскорбительна. Ну, все эти пьесы с сатирами и гигантскими фаллосами. Все это беганье взад и вперед, очень агрессивное, вышедшее прямиком из пьяных ритуальных буйств. Пир глупцов, Повелитель Хаоса, Панч и Джуди - все это порождения того примитивного юмора, о котором я говорил прежде, - того, что происходит из страха и агрессии. Это способ борьбы с подобными эмоциями, поэтому все они во многом воссоздают ситуации, которые выражают страх, насилие, греховность. Так что аудитория чрезвычайно важна. Сходить на выступление Криса Рока - это отнюдь не то же самое, что открыть The New Yorker. И самая возмутительная шутка на страницах The New Yorker будет совершенно безобидной на выступлении Криса Рока.

Какая карикатура известна как самая первая?

Давайте лучше вернемся опять к анекдотам. С ними интереснее. Есть такая древнегреческая книжка под названием Филогелос, что означает любитель посмеяться, в ней содержатся истории, которые можно назвать шутками. Они не очень хорошие - это плохие шутки. Там что-то столь же интеллектуальное, как

его штаны были ему узки, поэтому он побрил ноги

Так что прецеденты из старины существуют, но их довольно мало. Ну, а кроме того, даже подобные шутки практически полностью утеряны - есть пикировка, эпиграммы и прочее, а также книга шуток Джо Миллера, но это на самом деле никакие не шутки. Скорее, морализаторские поучения на конкретных примерах. Что-нибудь вроде истории о том, как один министр очень громко произносил свою речь, и женщина, стоящая перед ним заплакала. Он сказал, как ему приятно, что он растрогал ее своей проповедью. На что она ответила:

О нет, вы просто напомнили мне о предсмертном реве моего осла

Так что юмора там на самом деле мало, да и морали тоже.

По правде говоря, практически все формы современного юмора проистекают из коммерческой культуры комического, зародившейся в США и Великобритании после Гражданской войны. Среди жанров преобладали эстрадное выступление и водевиль. Интересно проследить по водевильным программам 1880-х, как начинается разговор о производстве комического материала. Это любопытно: ведь не принято считать коммерческим, например, роман. Поэзию же писали на заказ. Вот и в данном случае появляются профессионалы, которые зарабатывают на жизнь тем, что пишут шутки для других исполнителей.

К 1900 году люди, работающие в этой области, делали около $30000 в год на водевилях, появился целый бизнес. До середины XIX века вряд ли можно было найти более трех сборников анекдотов, после 1900-го - они стали появлятся тысячами, возникли установленные расценки на то, сколько платить за шутку. Именно в это время было изобретено то, что мы называем шуткой сегодня, та шутка, в которой была так называемая ударная реплика. Шутка, которая работает самым прихотливым образом и обладает смыслом, а иногда, напротив, не содержит оного. Интересно, что некоторые из них не имели никакого отношения к действительности - все их предназначение сводилось лишь к тому, чтобы развлечь публику.

Один парень чувствует одиночество и отправляется в зоомагазин. Он хочет приобрести необычного домашнего питомца, о чем и просит продавца. Последний отвечает:

- Да, у меня есть необычный домашний питомец.
- Кто же у вас есть?

- спрашивает парень. Продавец говорит:

У меня есть говорящая кошка. А еще у меня есть говорящая многоножка.

Ну ведь это классно - все сказанное абсолютно фантастично. Ничего такого быть не может, это не правда: многоножки - не домашние питомцы. Это утверждение нарушает постулат истинности: они не домашние животные и они не могут разговаривать, но ради кульминации шутки мы продолжаем. Парень выбирает многоножку и приносит ее домой. Он строит для нее уютный картонный домик и они чудесно живут вместе. Как-то раз парень кричит в домик:

Пойдем спустимся к Джо, выпьем пива и чего-нибудь еще.

Еще один вымысел. Многоножки не могут спуститься в бар. Они не пьют. Особенно алкоголь. Но это не важно, потому что перед нами - анекдот. Парень кричит раз и другой, но не получает никакого ответа. Наконец, многоножка говорит:

Погоди чуть-чуть, черт тебя побери! Мне нужно время: я обуваюсь.

В шутках подобного рода нет никакой морали. Мы ничего не узнали о многоножках. Мы вообще ничего нового из нее не узнали. Подобного рода шутки вышли из эстетики водевиля, а она была эстетикой презентации. Единственный смысл всего этого - ублажить аудиторию, поэтому у вас в запасе куча анекдотов, которые теперь приходится специально писать для выступления.

Одна из причин, по которой людям кажется, будто шутки существовали всегда, состоит в том, что их постоянно крали. Множество шуток было переделано. Любопытно, что шутка превращается в транспортируемое и портативное чувство юмора, лишенное контекста. Ее можно поместить в любой новый контекст и таким образом создать новый анекдот. Так что получается такая фабрика шуток. Например, вы рассказываете следующее: прихожу я в ресторан вчера и прошу официанта принести мне холодный суп, сгоревший стейк и растаявшее мороженое. Он говорит, что такого в меню нет. А я ему:

Но вы же принесли мне все это позавчера!

На самом деле, это та же преобразованная шутка, что и вот эта: прихожу я вчера в аэропорт и прошу их отправить часть моего багажа в Торонто, часть - в Огайо, а часть - во Францию. Они отвечают, что не могут выполнить мою просьбу. А я им:

Но ведь именно это вы сделали с моим багажом в прошлом месяце!

Так что происходит такое развитие жанра. Анекдоты, какими мы знаем их сейчас - сравнительно новое изобретение, а еще более новое - карикатура. Истоки, конечно, ведут еще к временам Бенджамина Франклина. Вспомним его знаменитое высказывание:

We must all hang together, or assuredly we shall all hang separately.

Были также редакторские карикатуры. Были детально прорисованные скетчи, в которых писали очень, очень длинные диалоги. Но, в конце концов, с карикатурой произошло то же, что и с анекдотом: ее содержание сократилось до одной простой строчки, цель которой - пошутить. Так что до Джеймса Тербера в Нью-Йоркере 1925-го года юмористические скетчи были очень длинными и занудными, а с его приходом превратились в современные карикатуры. Например, была такая: два человека на дуэли. Один сносит другому голову и говорит при этом:

Туше!

То есть, тут вообще все сводится к лишь одному слову.

У мужчин и женщин разное чувство юмора?

Ну, женщин и мужчин много и они разные, так что обобщать всех не стоит. Однако, если обобщить большинство, то мне кажется, что существует различие, которое объясняется тем, куда уходят корни юмора - в агрессию, страх и доминирование - различие это состоит в разном использовании юмора мужчинами и женщинами. Мужчины зачастую применяют юмор для того, чтобы самоутвердиться в определенной социальной ситуации - что-то вроде заявления:

Посмотрите на меня!

А также для того, чтобы показать, что они руководят происходящим вокруг.

Анекдоты, какими мы знаем их сейчас - сравнительно новое изобретение, а еще более новое - карикатура. Истоки, конечно, ведут еще к временам Бенджамина Франклина. Вспомним его знаменитое высказывание: We must all hang together, or assuredly we shall all hang separately

Женщины, кажется, больше используют юмор как скрепляющий механизм, связующее звено. В этом и состоит разница между юмором в шутке и юмором в беседе. Несомненно, реальные различия можно наблюдать у подростков мужского пола. Их юмор часто обиден и направлен на друзей. У подростков женского пола это редко можно увидеть. Я не хочу сказать, что они никогда не оскорбляют друг друга, просто они редко делают это в шутку.

Женский юмор - более аффилиативный, его основной посыл: я хочу, чтобы вы хорошо проводили время, я хочу рассказать кое-что о себе. Это отрывок из реальной беседы - ведь сейчас есть эти базы данных, где собирают смешные подслушанные разговоры. Две женщины плавают в бассейне, и одна из них говорит, что для рук хорошо такое-то упражнение. Она его демонстрирует, они какое-то время его выполняют. Потом другая женщина говорит:

Но на самом деле, проблема - в бедрах.

Первая отвечает, что ее бедра не поддаются никакому контролю и ничто на них не действует. Тогда вторая признается, что это правда: она сама набрала пять фунтов с тех пор, как записалась в плавательный бассейн. Они смеются над тем, что, тем не менее, ходят на плавание. Иными словами, они пребывают в игривом настроении. Среди мужчин вы редко найдете комические рассказы о самих себе. Женщины часто применяют многогранность юмора для того, чтобы испытать собеседника и узнать о нем больше.

Изменился ли юмор в наш век политкорректности?

Знаете, мне кажется, это лучшее время. И худшее. Существует масса политкорректного и совершенно не политкорректного юмора. На ютьюбе основные юмористические сюжеты показывают, как кто-нибудь себя калечит под попурри из какой-нибудь отстойной музыки - это тупой юмор. И его много. И многое из этого тупого на самом деле очень, очень смешно. Но если подключится к радио XM, там будет куча совершенно сырого материала. Политкорректного юмора много в местах, проповедующих политкорректность - например, в институтах, где я делаю презентации.

Скажем, во время одной из них я показываю карикатуру, на которой изображена виселица и ступени, которые ведут к ней. А также есть специальный пологий подъем для инвалидов. Так вот, когда я показываю рисунок, то слышу от аудитории смешок - если бы люди видели этот скетч без свидетелей, они бы засмеялись в полную силу. Первая часть - своего рода рефлекторная реакция на шутку. Последняя - замешательство, которое вызвано мыслью: а не смеюсь ли я над инвалидами? Над инвалидами нельзя смеяться. Ну, а кроме того, это про казнь, а мы выступаем против казней. Так что, приходит к выводу зритель, я хочу протестовать против этой карикатуры и сделать так, чтобы о смешке, который у меня первоначально вырвался, все забыли. Однако убрать этот смешок никак нельзя, так же, как и насильственно вставить этот смешок туда, где нет ничего смешного.

Какие комические тенденции следует ожидать в будущем?

Думаю, будет появляться все больше того, что я называю метаюмором - юмора о юморе. Юмор заполнил все настолько, что сейчас в Нью-Йоркере у нас происходит соревнование за лучшую подпись и за лучшее ее отсутствие. А также за самую несмешную подпись. Разумеется, самая несмешная подпись смешна по своей сути. Мода на подобные шутки появилась уже какое-то время назад. Так, когда начались шутки про слонов, они поначалу имели какой-то смысл. Типа, зачем слоны красят ногти на ногах в красный цвет? Чтобы прятаться на вишневых деревьях. То есть, это все были дурацкие шутки. Но затем вы вдруг обнаруживаете, что появились шутки об этих шутках. Теперь трюк в том, как усадить шесть слонов в салон фольксвагена? Ответ: троих надо посадить спереди, троих - сзади. Это сама по себе никакая не шутка. Шуткой ее делает предыстория - все те предыдущие шутки. Понимаете мою идею? Отсюда и все эти соревнования за подпись и за ее отсутствие.

Анекдоты, какими мы знаем их сейчас - сравнительно новое изобретение, а еще более новое - карикатура. Истоки, конечно, ведут еще к временам Бенджамина Франклина. Вспомним его знаменитое высказывание: We must all hang together, or assuredly we shall all hang separately

Я также вижу тенденцию возвращения к истокам юмора, восходящим к низшей древнегреческой комедии, к трикстерским ритуалам африканских племен и американских индейцев, в которых они обращались к действительно ужасным вещам. Сегодня аудитория занимает именно такую нишу, поэтому нам предстоит увидеть многое из этого. Я думаю, впрочем, что будет как низкий, так и высокий жанр юмора. Мы услышим шутки о проступках и непристойностях - подобный юмор всегда отсылает к комедии дель арте. Если прочесть сценарий, то ничего такого вы не увидите, но актерская игра, жестикуляция, падения на задницу делают его юмором совершенно определенного толка.

В то же время, и надеюсь, на страницах Нью-Йоркера в том числе, можно будет найти и другой тип комического. Там будет и непристойность, но этот юмор также будет иметь дело с когнитивными аспектами юмора, ведь помимо социального у юмора много и других значений. Возьмем социальный фактор. Допустим, вы с группой людей просто радуетесь жизни и выходите в свет для того, чтобы выпить в дружеской обстановке. Вам не нужен какой-то искрометный юмор, чтобы этих людей развеселить. На самом деле, вообще почти ничего не нужно. Вы итак в игривом настроении. Происходит закономерный психологический механизм: чем больше вы вовлечены в некую социальную ситуацию, тем более вероятно, что ваша радость выльется в проявления юмора. Велись даже эксперименты в этом области, в которых фокус-группе показывали комедийный фильм, и давали плацебо, адреналин или седативное средство. Так вот, от одного адреналина происходит передача этого веселого возбуждения.

Был такой эксперимент, который показывает, что то же самое происходит и с когнитивной, или, в данном случае, практической, стороной шутки, хотя все остальное отличается. Итак, в лаборатории есть студенты, одной группе говорят, что им предстоит переселить крысу из одной клетки в другую. Им больше ничего не объясняют, но это, все-таки, крыса, поэтому они слегка беспокоятся и достают резиновые перчатки. Другой группе говорят, что им нужно переселить крысу из одной клетки в другую, но крыса эта очень резвая, поэтому для начала ее нужно усыпить, сделав ей укол в живот. Когда обе группы подходят к клетке, чтобы приступить к выполнению задания, оказывается, что крыса - резиновая. Обе группы студентов смеются, однако те, у кого напряжение было больше, смеются громче. Ну, тут, конечно, мало познавательного.

На страницах же Нью-Йоркера когнитивно должно быть почти все. В этом есть определенная социальность. Вы читаете анекдот, понимаете, что кто-то его придумал, но цените именно саму шутку. Она должна сама по себе создавать двусмысленность. Так что, думаю, разные виды комического будут развиваться одновременно и параллельно. Юмор - он ведь как Интернет. Сейчас у вас может быть практически бесконечно огромная и разнообразная аудитория. И градаций юмора - такое же бессчетное количество, намного превосходящее формы и жанры, существовавшие когда-либо прежде, смею верить.

Вы были смешным в детстве?

Да, думаю, где-то классе в шестом я обнаружил, что я могу быть смешным, и это дало мне силу, которой я никогда не имел прежде - особое внимание, которое, как помню, позволяло мне тогда говорить, что я смотрю на мир немного отлично от всех, я ведь смешной. И тут мне приходят на ум исследования, в которых проводится идея, будто талант сильно переоценен. Есть ведь разница: вы говорите себе, что у вас дар в баскетболе или комедии, но главное здесь - что потом вы начинаете работать над этим, сознательно и подсознательно тренировать себя. К тому моменту, как я перешел в старшую школу я постоянно сканировал каждую социальную ситуацию в поисках двусмысленностей и несоответствий, которые я мог бы превратить в шутку.

Я прислал около 2000 карикатур в Нью-Йоркер, и никто, думается мне, не захочет это повторять. Хотя, наверное, некоторые все же захотят. Я продавал карикатуры в другие журналы в то время, и делал огромное количество скетчей. Я рисовал где-то по 35 скетчей в неделю, хотя сейчас я думаю, что в то время просто их штамповал. Я не выработал мой собственный отличный от всех стиль, и это интересно, потому что скетчи Нью-Йоркера отличаются особым переплетением юмора высокого и низкого.

По правде говоря, практически все формы современного юмора проистекают из коммерческой культуры комического, зародившейся в США и Великобритании после Гражданской войны. Среди жанров преобладали эстрадное выступление и водевиль

Большинство людей не ставит перед собой задачи развить собственное чувство комического. Они не хотят вырабатывать лучший вкус в этом отношении и считают, что чувство юмора - это то, что им смешно. Они знают, что смешно. Они совершенно в этом уверены. В Нью-Йоркере вся философия заточена на поиски оригинальности, вдохновения и аутентичности. Там по-прежнему применяются те же критерии, которые применяются к высокому искусству: изобразительному или музыке, или новаторству шутки. Дэвид Ремник, редактор, который принимает окончательное решение о том, что пойдет в печать, а что - нет, просматривает каждый скетч. И в каждом из них должно быть что-то новое. Они должны быть совершенно оригинальны. Конечно, это не всегда получается, но для нас это - Священный Грааль. Я бы сказал, что хорошим примером большинства карикатур, появляющихся в Нью-Йоркере можно назвать работы Роз Част, которые, впервые оказавшись на страницах журнала, были не похожи вообще ни на что, когда-либо встречавшееся там прежде.

Какую вашу карикатуру Нью-Йоркер опубликовал первой?

Вообще-то это была очень странная карикатура, во многом навеянная Восточно-Европейскими традициями и Солом Стейнбергом. Ни в одном из моих первых опубликованных семи или восьми скетчей не было ни строчки слов, что необычно, так как у меня всегда лучше получались вербальные гэги. Визуально это была очень тонкая штриховка, в которой было множество моих фирменных точек, хотя там их было намного больше, чем вы можете наблюдать сейчас.

Изображен был на ней человек, сидящий у дальнего конца печатного станка, сложной машины, из которого выходит длинная газетная полоса. Человек держит в руках самый край газеты, как будто читает ее за завтраком у стола, где только что съел яичницу и запил апельсиновым соком. Так что это был просто очень милый материал, и я был под впечатлением от работ Сола Стейнберга, которые очень интеллектуальны. И вот я нарисовал этот скетч, и то, что его опубликовали в Нью-Йоркере показывает, что хотя корни юмора лежат в таких эмоциях, как страх и агрессия, некоторые виды комического очень далеки от подобных истоков.

Так что шутки делают следующее: они конструируют мир, в котором есть многоножки и нет никакого напряжения. То есть, понимаете, вы думаете: я должен это понять, понять, что это и будет ли оно смешно. А затем неожиданно к вам приходит это ощущение овладения секретом. В шутке оно работает по-другому нежели при решении проблемы, и когда шутка удалась, ощущение это возникает мгновенно.