Вот уже 16 лет я издаю нечто вроде юмористического псевдонаучного журнала под названием «Журнал Дрессировщика Червей». Отсюда и начинаются мои признания. Дело в том, что «Журнал Дрессировщика Червей» начинавшийся в виде личной небольшой шутки над Научным Учреждением, в итоге оно сыграло шутку надо мной. Я бы лишился грантов на Журнал, если бы мои статьи подвергались сомнению не по поводу их содержания, а по поводу самого Журнала, и если бы статьи, которые я отсылал в другие журналы не принимались на том основании, что я осмеливался ссылаться на исследования, опубликованные в Журнале. Похоже на то, что доля юмора может довести далеко – вплоть до отлучения и анафемы.

Этот юмористический журнал может показаться смешным при условии, что вы являетесь знатоком плоских червей. Если же закрома ваших знаний не содержат специфической информации о планариях, я должен изложить вам азы психологии червей, чтобы вы, в свою очередь, имели представление о психологии их исследователей. Уверяю вас, это заслуживает внимания.

Планарии, или простые плоские черви – это крошечные водяные животные, редко вырастающие до трех сантиметров в длину. Они водятся в прудах, протоках и реках по всему миру. Я заинтересовался ими, поскольку это наипростейшие животные на филогенетическом древе, имеющие настоящие мозг и нервную систему человеческого типа. Однако, помимо мозга, планарии знамениты по многим другим причинам. Например, это простейшая форма жизни, имеющая точную билатеральную симметрию – если вы разрежете планарию с головы до хвоста, то ее левая половина будет зеркальным отражением правой. Кроме того, у нее самые запутанные сексуальные отношения во всем животном мире.

Рисунок из The World of M.C. Escher by I.L. Locher © Meulenhoff International, Amsterdam.

Давайте рассмотрим это подробнее: планариям свойственна психологическая аномалия – они анти-фрейдисты. Это гермафродиты с полным набором как мужских, так и женских половых органов.

У плоских червей отсутствует ротовое отверстие, зато посередине тела они имеют глотку, выдвигающуюся при контакте с пищей. Глотка защелкивает все, что может служить едой, и червь высасывает из нее соки, как через соломинку. На последнем курсе Техасского университета я и еще один студент, Роберт Томпсон, создали проект, целью которого являлось исследование формирования навыков у планарий. Мы исходили из того, что поскольку это простейшее животное имеет настоящий мозг, то оно должно быть и самым простейшим, способным к обучению (согласно психологическим теориям того времени).

Итак, мы с Томпсоном поставили эксперимент (по крайней мере, к нашему собственному удовольствию), демонстрирующий способность плоских червей к тому, что профессор Павлов называл условным рефлексом. Позже, когда я попал в Мичиганский университет в Энн Арборе в качестве пробивающегося вверх по карьерной лестнице молодого преподавателя, заведующий факультетом психологии вызвал меня к себе для небольшой дружеской беседы.

– Джим, – сказал он мне, – ты, наверное слышал байку о том, что для выживания в научном мире требуется соблюдать правило «печатайся или сгинь»? Я просто хочу, чтобы ты знал, чего от тебя ожидают. И все же у меня к тебе просьба. Если можешь, проведи хорошее исследование. Если не можешь, ради Бога, опубликуй кучу плохих, декан все равно не почувствует разницы.

Я слету все понял и сразу же организовал первую в Мичиганском университете лабораторию по исследованию червей. Мне выделили комнатушку в полуподвале и весьма скромные средства на закупку оборудования и парочку червей. Как все энергичные молодые преподаватели, я был достаточно умен, чтобы завербовать для настоящей работы двух смышленых молодых студентов (Дениэла Кимбла и Аллана Джекобсона).

Но тут возникла проблема – мы уже продемонстрировали, что черви могут обучаться. А что дальше? Долгое время я ломал над этим голову, пока не вспомнил об одной дикой идее тех времен, когда мы с Томпсоном трудились в Техасском университете.

Планарии размножаются не только половым, но и неполовым путем (они превзошли всех в этом отношении). Когда червяк вылупляется из яйца, он полностью экипирован для отправления всех функций, кроме размножения. По прошествии нескольких месяцев, направленных на утучнение плоти, червь достигает половой зрелости и начинает спариваться. Сексуальная активность продолжается три – четыре года, после чего наступает старческое одряхление: он становится грузным и бесформенным. И вот тут иногда происходят чудеса.

В один прекрасный день, когда животное ползет по дну пруда, его хвост начинает жить самостоятельной жизнью – он закручивается вокруг какого-нибудь камня и не двигается с места. Голова пытается восстановить статус-кво, но все ее усилия тщетны – хвост упрямо хватается за камень. Не в силах заставить хвост следовать за ней, голова не находит ничего лучшего, как сделать страшный рывок, в результате чего животное разрывается пополам. Голова уплывает, оставив хвост на свое собственное попечение.

Так вот, если такую штуку проделать на человеческом организме, вряд ли он выдержит эту операцию. Совсем другое дело с плоскими червями – вы просто запускаете механизм неполового размножения, который до этого момента срабатывал эпизодически. Теперь голова через пять – шесть дней отрастит себе новый хвост, а хвост, галантно обвивая камень, в течение одной – двух недель полностью восстановит голову (с мозгом, глазами и сенсорным физиологическим аппаратом). Более того, каждая из восстановленных частей животного вскоре достигнет исходных размеров, и, будучи не только восстановленной, но и омоложенной, снова займется спариванием. (Вот еще одна тема для дальнейших исследований, если они вообще были!)

Зная эксцентричный характер плоского червя, мы с Томпсоном решили, что будет высокоинтеллектуально провести вначале его обучение, а затем разрезать пополам. Далее мы даем время голове обзавестись новым хвостом, а хвосту – новой головой. Затем мы тестируем обе половинки и смотрим, которая из них запомнила первоначальный урок. У нас с Томпсоном никогда не было времени заняться этим в Техасском университете, теперь же у меня были студенты, черви и аппаратура, поэтому мы решили посмотреть, что из этого выйдет.

К нашему большому удивлению, мы обнаружили, что головы помнили (через месяц после начального обучения) столько же, сколько обученные, но неделенные собратья. По всей видимости, если вы являетесь червем, то утрата хвоста никак не отражается на вашей памяти. К еще большему нашему удивлению, мы выяснили, что хвосты помнили пройденный материал лучше голов. Ясно как день, что потеря головы червя приводит к улучшению его памяти, однозначно! Полученные нами необычные результаты давали основания полагать, что, по крайней мере, у планарий память может размещаться не только в головном отделе. Наш следующий эксперимент заключался в измельчении обученного животного на части с их последующей регенерацией. Как мы втайне и надеялись, каждая регенерированная особь продемонстрировала, что помнит, чему было обучено исходное животное.

До нас начало медленно доходить, что традиционные теории об устройстве памяти рушатся, поскольку все они утверждают, что блоки памяти хранятся в мозгу нейропсихологическим способом. Однако поскольку нашим регенерированным подопытным пришлось отрастить себе абсолютно новый мозг, мы решили, что усвоение уроков происходит на химическом уровне.

Другими словами, как только червь что-нибудь заучивал, в молекулах его тела должна была произойти соответствующая перемена. (Аналогично тому, как при сохранении данных в компьютере происходят электрические и механические изменения). Наша химическая теория памяти была интересна, но где доказательства? Все люди имеют индивидуальность. После некоторых исследований стало ясно, что планарии имеют ее тоже. То есть, каждый организм реагирует немножко не так, как его собратья.

Считается, что химические молекулы все одинаковы. Поэтому, когда один из червей усваивал материал на нашем тренировочном оборудовании, мы полагали, что химические изменения внутри его тела более или менее соответствуют таковым у других червей, получивших тот же урок. Теперь мы имели совершенно обоснованную логически гипотезу для тех, кто не сильно смыслил в зоологии и биохимии. Итак, воодушевленные полнейшим невежеством в этих загадочных делах, мы продвигались дальше.

Мы рассуждали следующим образом. Черви – весьма неординарный вид. Вы не только можете разрезать их пополам (при этом каждый кусок регенерирует в физически полноценный организм), но и проделать другие садистские штучки.

Если вы разделить голову червя пополам, от макушки до Адамова яблока (если бы оно у него имелось) и в течение 24 часов держать половинки отдельно, то каждая из них будет регенерировать отдельно от другой. В итоге вы получите двухголового червя. Интересный факт: один парень из Вашингтонского университета (г. Сент-Луис) впоследствии работал с двухголовыми планариями и, к нашему восторгу, открыл, что эти особи обучаются значительно быстрее обычных животных. Вот уж поистине, одна голова хорошо (в отношении червей), а две – лучше!

А если вам мало двух голов, разделите каждую из них снова, и вы получите четыре на одном туловище. Вы можете дойти одновременно до двенадцати, если вы с червяком в этом заинтересованы. Более того, вы можете взять голову одного животного и пересадить ее другому – планарии не отторгают тканевые трансплантаты в отличие от большинства высших организмов.

Итак, если молекулы памяти одинаковы у всех червей, почему бы нам не обучить одного червя, выделить из него химические вещества и ввести их каким-либо образом другому? Таким образом мы можем переместить «память» из одного экземпляра в другой.

Фото M. Bellieud © Pitch, Paris. Простой плоский червь или планария, исток Журнала Дрессировщика Червей.

А если вам мало двух голов, разделите каждую из них снова, и вы получите четыре на одном туловище. Вы можете дойти одновременно до двенадцати, если вы с червяком в этом заинтересованы. Более того, вы можете взять голову одного животного и пересадить ее другому – планарии не отторгают тканевые трансплантаты в отличие от большинства высших организмов. Итак, если молекулы памяти одинаковы у всех червей, почему бы нам не обучить одного червя, выделить из него химические вещества и ввести их каким-либо образом другому? Таким образом мы можем переместить «память» из одного экземпляра в другой.

Мы пытались проделать это в течение нескольких месяцев, но безуспешно, просто потому, что ни имели об этом ни малейшего представления. Наши иглы для подкожных инъекций были слишком огромны, и мы пытались ввести много материала. Бедные червячки раздувались наподобие воздушных шаров, некоторые из них просто лопались. В конце концов нас осенила блестящая идея. Голодные планарии – каннибалы. Если нам не удался «трансфер» методом грубых инъекций, может быть мы сможем склонить червей поработать на нас?

Итак, наш очередной эксперимент заключался в обучении «жертвенных» червей, измельчении их на кусочки и скармливании ничего не подозревающей группе голодных каннибалов. Как только последние переваривали пищу, мы быстренько проводили с ними те же уроки, что и с жертвами.

К нашему восторгу, каннибалы, сожравшие ученых червей, продвигались в учебе значительно лучше (с первой же попытки) каннибалов, съевших необученных. Мы достигли первого интерживотного переноса информации.

После нескольких успешных повторных экспериментов мы продолжили дело и выяснили, что химическим элементом, участвующим в переносе, является РНК, гигантская молекула, присутствующая почти во всех живых клетках. В результате мы продемонстрировали возможность подобного «переноса памяти» при помощи суммарного экстракта РНК, взятого из тел обученных планарий и введенного в организм необученных (при помощи очень-очень тоненькой иголки).

Последние годы мы являемся свидетелями полемики по поводу проведения серии подобных экспериментов, где в качестве подопытных будут выступать не черви, а крысы и мыши. Несмотря на вопли консерваторов, нам представляется, что химические вещества, выделенные из мозга обученных крыс и введенные в тела их необученных собратьев, приведут практически такому же «переносу памяти», который мы наблюдали первоначально у плоских червей.

Но я отклонился от темы. Первые результаты в области регенерации мы опубликовали в 1959 г., и были сразу же упомянуты в нескольких национальных изданиях. Само собой, никто из журналистов не принял нас всерьез, но, на нашу голову, так поступили сотни старшеклассников по всей стране.

Много способных студентов биологических дисциплин сразу же усмотрели возможность любопытной и недорогой замены подопытных крыс на червей. Поэтому в 1959 г. мы были завалены письмами молодых гениев с просьбами рассказать им все об уходе и обучении червей. (Некоторые из них, наиболее агрессивные, требовали «немедленно» выслать несколько сот тренированных особей, т.к. они им страшно нужны и они не хотят тратить время, работая над этим самостоятельно).

Я довольно пространно лично ответил на несколько первых писем, но после того, как они начали прибывать сотнями, стало ясно, что нужно искать более эффективные способы коммуникации. Поэтому я со своими студентами сели и написали фактическое руководство по воспроизведению экспериментов, над которыми мы работали.

Изложение всех наших знаний по планариологии заняло полных четырнадцать страниц. Мы распечатали материал и размножили его на копирке из лиловых чернил, гарантирующей их быстрое обесцвечивание и нашу будущую безопасность против остаточных проявлений нашего молодого невежества.

Мне всегда вменяли неординарность моего чувства юмора, исследование же планарий способствовало приумножению этой репутации. Поэтому никто из моих студентов не увидел ничего странного в том, что мы старались разработать руководство в качестве шутки, как оно и получилось.

Во-первых, руководству надо было дать имя. На жаргоне психологов те, кто обучает крыс, называются крысиными дрессировщиками, предположительно потому, что они заставляют крыс бегать по лабиринту или другому оборудованию. Человек, занимающийся насекомыми – блошиный дрессировщик, а тот, кто работает с людьми – народный инструктор (совершенно серьезно). Само собой, мы были дрессировщиками червей, что нашло отражение в названии нашего Журнала Дрессировщика Червей.

Одна из девушек придумала для обложки герб с изображением вздыбленного двухглавого червя с короной из соединенных нервных клеток и латинской крылатой фразой (в переводе Артура Кестлера она звучит как «Когда я закончу это вам объяснять, вы будете знать еще меньше, чем до того, как я начал» ), S и R – «стимул-реакция», ψ – психология и пара диагональных полосок на бледно-желто-голубом фоне цветов Мичиганского университета. (Уже спустя годы мы узнали, что диагональные полоски на щите герба означают в геральдике происхождение от незаконнорожденного. Как я выражаюсь, в нашем исследовании была масса прозрений. В завершении всего мы присвоили руководству номер – «Том I, #1». Юмор заключался в том, что мы не имели намерения продолжать его публикацию. Но мы недооценили силу синдрома «печатайся или сгинь». Ученые-теоретики от безысходности готовы печататься где угодно (декан все равно не почувствует разницы), поэтому к нашему крайнему изумлению мы начали получать работы для следующего выпуска. Оседлав собственную петарду, мы вынуждены были публиковать все новые и новые выпуски.

Рисунок R. Mumme © The Worm Runner's Digest

И вот теперь журналу уже 16 лет, международный тираж исчисляется тысячами экземпляров. Кстати, из библиотеки Академии Наук СССР было получено письмо с предложением официального обмена журналами. Нам до сих пор интересно, вполне ли они отдавали себе отчет в том, что они получали.

С увеличением тиража мы все равно оставались единственными в своем роде. Мы пришли к выводу, что большинство научных журналов ужасно скучны и что наши будут от них отличаться. Чтобы все это оживить, среди серьезных статей мы тут и там подмешивали стихи, шутки, сатиры, карикатуры, мистификации, короткие рассказы.

Такая смесь людям, по-видимому, нравилась, по крайней мере, некоторым из них. Несколько человек жаловалось на то, что у них нет времени на юмор второкурсников (надо же) – они жаждали «правды» и ничего другого. Их проблема заключалась в том, что дойдя уже до половины сатирического произведения, они начинали понимать (смутно), что их дурачат.

Мы бы проигнорировали эти жалобы, если бы они не поступали от некоторых знаменитейших и влиятельнейших членов научной общественности. (Все умозаключения по поводу качеств, необходимых для достижения славы в ученых кругах, делаются в ваше личное время).

Чтобы помочь этим несчастным, мы прибегли к приему размножения червей, т.е. разделили журнал пополам. Мы собрали то, что называется несерьезным материалом, и поместили его в конец журнала в перевернутом виде, чтобы никто уже не спутал действительность с фантазией.

Так Журнал жил себе потихоньку несколько лет, пока мы не столкнулись с новой проблемой. Авторы серьезных статей жаловались на их недостаточное освещение в печати. Дело в том, что при опубликовании статьи большинством научных журналов, одна из реферативных служб занимается ее распространением в сокращенном виде.

Несмотря на то, что «серьезная часть» Журнала помещала весьма содержательные материалы, ни одна из реферативных служб не хотела браться за публикации, исходившие из журнала с таким странным названием. В конце концов, в отчаянной попытке найти компромисс, мы изменили название лицевой половины Журнала на Журнал биопсихологии.

Не изменив ничего, кроме названия, мы почувствовали большую разницу. В течение двух месяцев мы получили письма из Pеферативного журнала психологии, Pеферативного журнала биологии, Pеферативного журнала химии с просьбой направить им «новый» журнал на реферирование. Естественно, мы были благодарны.

Оглядываясь на прошедшие 16 лет, я прихожу к выводу, что жизнь была бы намного легче, если бы это детище – наш Журнал – оказался мертворожденным. Главная полемика вокруг работы по «переносу памяти» в большой степени обязана тому факту, что первая ее публикация состоялась в «Плейбое научного мира», как его по-прежнему называют некоторые из моих коллег.

Я вспоминаю совещание в Кембридже (тот, что в Англии) в 1964 г., на котором я представил весьма убедительные доказательства того, что память может переноситься химическим путем от одной планарии к другой. Затем, за неизменным угощеньем – сырным печеньем и теплой пахучей водой (британский национальный напиток – совсем не моя чашка чая), я получил нагоняй от одного видного Ученого, который прямо заявил, что отказывается всерьез вопринимать то, что напечатано в «научном сборнике карикатур». Когда я спросил, какой британский журнал он имеет в виду, он чуть не уронил свое печенье.

Я вспоминаю также одного своего хорошего друга, который отвел меня в сторонку, чтобы сказать, как я навредил своей репутации, печатая Журнал. Он и в правду сильно беспокоился по этому поводу.

– Бог мой, – говорил он, – если ты будешь продолжать печатать статьи в этом журнале, люди на самом деле начнут на них ссылаться, и где ты тогда окажешься? Тебе нужно сменить название, выбросить весь этот юмористический бред и создать респектабельный журнал.

Я также бережно храню письмо, полученное от всемирно известного зоолога, которая требовала вычеркнуть ее имя из списка подписчиков на наш журнал, т.к. мы «вводим в заблуждение студентов», которые могут подумать, что Наука может быть забавой!

Во всех этих случая критика исходила от добросовестного ученого эксперта и Ученого. Они были вполне искренни в своих замечаниях, высказанных для моего же блага. Я уважаю их научную деятельность, однако мне очень жаль, что многое из великого, восхитительного и полного глубокого смысла в науке от них ускользнуло.

То интропунитивное остроумие, являющееся визитной карточкой Журнала, может процветать лишь при условии достаточной эмоциональной и интеллектуальной устойчивости их автора. Люди, не понимающие и не ценящие юмор, вероятно, опасаются тех, кто его понимает и ценит. Мы говорим на непонятном для них языке и реагируем на внешний мир странным и пугающим их образом. Подход к жизни большинства из них основан на той предпосылке, что серьезность сродни праведности.

Когда мы видим глупость или невежество своего (и их) поведения, мы часто реагируем шуткой. Юмор, в частности направленный на себя, заставляет нас смиряться перед лицом «слишком хорошо понимаемой нами некомпетентности». Абсолютно серьезная личность боится такого рода интуитивно сущностного осмысления модели собственного поведения и боится юмора, поскольку не может позволить себе остаться незамеченным (незаметным).

Ну, теперь вы, наверно, поняли, что представляет собой Журнал Дрессировщика Червей на самом деле – это фирменный журнал псевдонаучного движения. Мое твердое убеждение – те отклонения от истины в науке, которые мы видим в наши дни, можно отнести к тому факту, что ученые стремятся провести объективные и беспристрастные исследования каких угодно природных явлений, за исключением своего собственного научного поведения. Нам известно значительно больше о плоских червях, чем о людях, которые их изучают. Истеблишмент никогда не задается вопросами по поводу своих мотиваций, истинный юморист – всегда.

Я очень надеюсь на то, что если нам удастся воспитать у молодого поколения способность смеяться над самим собой, можно надеяться снова превратить науку в Науку!